- Хватит. Я сама сварю себе кофе. Если ты думаешь, что вчера я была на эмоциях, то нет, это не так. Я ждала, когда ты сам придешь, но придя ты начал лгать.

- Кира, я сказал тебе правду. Она…

- Твоя правда искажена настолько, что там уже не разберешься. Ты и сам запутался так, что видимо не отличишь никак, где что лежит.

Ставлю чашку, засыпаю в машину кофе и жду, когда моя доза кофеина забьет рецепторы, а то челюсть сводит от оскомины.

- В чем конкретно ты меня обвиняешь? – не унимается муж.

- Вот же нахал.

Разворачиваюсь к нему и вот оно, все же написано.

- А почему у тебя лицо такое, словно ты виноват, если скрывать нечего?

- Потому что хожу вторые сутки и пытаюсь понять, чем конкретно тебе не угодил.

- Не угодил? Ты серьезно, Тим? Смотрю и думаю, как долго я покрыта этой чушью о любви?

- Чушью? – внезапно вскидывает руки и повышает тон. - Откуда сомнения?

- Оттуда же, откуда ты возвращаешься по вечерам уже три недели подряд.

- У меня работа.

- У меня тоже работа, представляешь? Но каждый вечер я сижу и жду тебя дома за пустым столом, - в ответ говорю стараясь держать себя в руках не опускаясь до скандала, - раз за разом отправляя ужин в холодильник, обнаруживая его утром нетронутым. Неужели так вкусно кормит тебя эта «работа»?

- Что за бред ты несешь? Кира… - прикрикивает и тут же замолкает, смотря мне за спину.

Оборачиваюсь, увидев, как сквозь прозрачные стекла французских дверей столовой идет дочь.

- Мы поговорим потом. Я отвезу детей Кристине или маме на этой неделе. Не вмешивай сюда Лилю и Мишу. Этот разговор будет длинным, Тимур. Очень длинным, - бросаю на него разочарованный взгляд и отворачиваюсь.

Едем с Лилей полдороги в молчании. Мне стыдно перед дочерью, а еще я боюсь, что она слышала нас. Не хочу. Как же я не хочу, чтобы она догадывалась о чем-то пока мы не решим, как поступим дальше. Если у меня нет определенности и какого-то плана, как я смогу дочери что-то конкретное объяснить?

- Как ты? Выспалась? – не выдерживаю, потому что обычно и она более веселая. – Последняя четверть, выпускные экзамены, вступительные и вот моя девочка станет совсем взрослой.

- Что-то я не чувствую радости.

- Ты ждала этого все одиннадцать лет школы, так что я как Станиславский кричу тебе: «Не верю!».

Она наконец улыбается и смотрит на меня немного грустно.

- Ну что с тобой, Лиль? – сжимаю ее ладонь, пока мы стоим на светофоре. – Ты хочешь о чем-то поговорить? Спросить?

- Есть кое-что, - тут же жмется и ерзает.

- Тогда я жду твои вопросы.

- Всего один – как ты поняла, что любишь папу? Чтобы прям сильно.

- Ого, - улыбаюсь ей.

И пусть воспоминания об этих днях меня сейчас сильно ранят, я все равно расскажу ей, каково это осознавать, что любишь… Его!

- Когда я увидела вас в том магазине, произошло что-то странное между мной и тобой. Меня тянуло к тебе странным магнитом, но откуда-то изнутри и я так не хотела прощаться, но встретившись с тобой и Тимуром на выходных в парке я снова это ощутила. Ты была такой маленькой что легко поместилась в моем сердце первой. Я даже ему сказала уже погодя, что полюбила сначала тебя, а уже потом его. Но если говорить о любви к твоему папе, то это было так быстро и стремительно. Что я даже не успела понять почему думаю о нем постоянно. Засыпая, просыпаясь я постоянно прокручивала в голове либо слова, либо прогулки, наши совместные посиделки. Он стал чем-то неотъемлемым в моей жизни, и я поняла, что так решило мое сердце. Вы поделили его в итоге напополам, а потом кусочек отдали и Мише.

Остановилась на последних словах на парковке возле школы и повернулась к дочери.