- Как же ты меня напугала.
А я больше ни слова сказать не могу. Ощущение что меня ломает по миллиметру. И это даже не больно. Я не чувствую ничего, кроме пустоты. Меня выскребли начисто и там ничего не осталось.
- Давай заходи, поговорим на кухне.
Киваю и ступаю вперед, сняв одежду.
- Тетя Кира, - бросается на мою шею дочка Алены. – Привет.
- Здравствуй, зайка. Я тебе твоего любимого мармелада купила. Сейчас мама отдаст. Как ты солнышко? – улыбаюсь, поглаживая ее по голове, все также в обнимку.
- Все хорошо. Готовлюсь к контрольной по математике.
- Я уже говорила, как горжусь тобой?
- Сегодня впервые.
- Ален, бери свои сладости и ступай, нам с тетей Кирой нужно поговорить немного.
- Ой, я поняла. Не уезжай сразу, теть. Я тебе покажу платье, какое мама с папой купили.
- Конечно, - еще раз крепко стискиваю ее и смотрю вслед убегающей хрупкой фигурки.
Алена занимается балетом поэтому похожа на маленькую тростинку. Но ей нравится, хотя жизнь посвящать только этому занятию она не хочет.
Благо в коридоре было темно, и она не заметила моего состояния. Не хочу пугать ее.
- А Степа где?
- Поехал к отцу в мастерскую. Что-то с машиной что ли. Я не поняла. Садись.
Падаю на стул и смотрю в обеспокоенные глаза подруги.
- Кир, мне вопросы задавать может, или ты сама начнешь? Только скажи.
- Пытаюсь собраться, но не получается. Хочу рассказать по порядку, но внутри так печет, что язык повернуть не могу. Эти слова такие мерзкие, такие отвратительные, что говорить их в отношении себя я… Я не могу Кристин. Как мне в это поверить сначала?
- Так, давай ка я тебе успокоительного дам. Тебя трясет так, что посуда звенит на столе.
- Нет, кофе сделай пожалуйста. Я еще даже не ела с утра.
- Я тоже, так что соберись с силами и все расскажешь. Так тоже знаешь нельзя. Еще сердцем плохо станет.
- Ему уже ничего не поможет, этому дурацкому сердцу, - все что отвечаю и сижу молча, пока подруга снова не садится напротив.
Отпиваю горячий напиток и все-таки проговариваю вслух горькую и мерзкую правду.
- Тим изменяет мне.
Будто гром, раскатом пронеслись слова по пространству кухни.
А мы с ней застыли, потому что это последнее, что можно было услышать о моем «верном» мужем. Никто бы никогда не поверил в это.
Она молчала, держа в руках кружку, как и я.
- А ты…
- Сама видела, Кристин. Сама… - глаза снова заслезились, потому что они помнили тот кошмар. – Тот же ресторан, тот же отель и даже номер… Он исковеркал наш мир так, что не восстановить. Он… он там с ней… А я стояла и смотрела… как они… они…
Поток речи был хаотичным и бессмысленным для кого-то, но только я знала о чем говорю, все эти куски складывались в осколки моей любви. Это конец! Сейчас я это чувствую очень четко, как тогда видела все четко и без помарок.
Кристина встала со своего места и села рядом, чтобы обнять и плакать вместе со мной. Долго и болезненно проливать слезы об утерянном равновесии.
- Мне так жаль, Кира. Мне так жаль.
- И мне…
Вот только жалостью не поможешь этой беде. Впрочем, уже ничем. Остается только понять, как избежать максимальных потерь.
- И что думаешь делать?
- Я не знаю. Я просто не знаю.
- Может тебе с мамой поговорить?
- Ну нет. Она, итак, была изначально против нашего союза, хоть и смирилась потом, и полюбила Тимура по-своему. А тут прийти и сказать ей все это? Чтобы она потом причитала о том, что была права? Нет. Не хочу, чтобы он это слышал в свой адрес.
- Ты даже сейчас его защищаешь.
- А как мне иначе быть? Он же моя жизнь, Кристин. Он тот, с кем я разделила четырнадцать лет напополам. Да я просто привыкла думать о нем и детях больше, чем о себе, вот и все. У нас Лиля, Миша, я не могу допустить того, чтобы они в этом всем участвовали. Именно мне приходится сейчас сидеть и думать о том, как отгородить от этой грязи детей.