Стоим перед зеркалом, и на мне серебряный кулон на тонкой цепочке, часть сердца. А значит…

- Вот, - достаёт из-под футболки вторую часть, и я оборачиваюсь к нему. Беру свою половину и протягиваю навстречу. Соединяются вместе. У меня ключ, у него замок.

Поднимаю глаза, смущённо улыбаясь.

- Ты – моя половинка, - притягивает к себе, и слышу, как бьётся его сердце, пока внутри меня разливается благодарность и любовь, любо, лю…

Погода работает и в ночную смену. Молчим, пока Назаров везёт меня. Говорить не хочется после его слов. Пялюсь на дорогу, заметённую снегом. Да уж, туча решила выпотрошить крупу до последнего. По салону разливается неловкость. И зачем так настаивала на вопросе о жене?

- Всё нормально, - Рад первым прерывает слишком долгую паузу, а я понимаю, что даже не выказала слова поддержки.

- Соболезную, - говорю, и тут же прочищаю горло, потому что голос какой-то сиплый. Родион благодарит.

Снова мысли перемещаются к Кораблёву, и становится страшно. Все смертны. Завтра же вернусь в больницу, чтобы узнать, как он. И видеть его не хочу, и понимаю, что не брошу. Сейчас, когда он так нуждается во мне. Не смогу отвернуться, пусть он и причинил невыносимую боль.

Кажется, за прошедшие часы я испытала всю гамму эмоций, но одно могу сказать с уверенностью: устала.

- Как родители? – интересуется Назаров, и я отвечаю. Говорю о матери, потом про отца. Кажется, на матери всё же голос дрогнул, я ещё не могу рассказывать об этом спокойно. Пока не могу, может потом…

- Что случилось с твоей женой?

Имею ли я право бередить его рану? Спохватываюсь, тут же дополняя, если не хочет, можешь не отвечать.

- Тайны нет. Несчастный случай. Пожар в загородном доме.

Жду подробностей, молчу. Расспрашивать мужчину, которого не видела двенадцать лет, о таких вещах – верх неприличия. Всё же считаю себя корректным человеком. Если захочет выговориться – выслушаю.

- Скоро год, как её нет.

А он до сих пор с кольцом! Значит, любит. Человек жив, пока жива память о нём.

- Мне искренне жаль, - вкладываю в голос сочувствие. С каждым может произойти несчастье. Взять хотя бы нас с Кораблёвым. Стояли – выясняли отношения. Никого не трогали ведь! Но у судьбы другие планы. Эд же предлагал мне пойти в машину! Снова укол совести. Косвенно, но я всё же виновата в том, что произошло. А он? Тут же спрашиваю себя. Если бы он не изменил?! Сейчас бы уже все спокойно спали!

Арка в третий раз за последнее время встречает меня разинутой пастью. Машина останавливается около дома.

- Спасибо, Рад, и ещё раз за Кораблёва.

- Это моя работа.

Смотрит, не отрываясь. Взгляд усталый, но всё такой же пронзительный: в самую душу.

Моя рука лежит на дверной ручке. Жду прощальных слов и готова идти.

- Ну, ладно…

- Знаешь, я …

Говорим одномоментно и тут же замолкаем.

- Что ты? – тут же переспрашиваю.

- Часто вспоминал о тебе. Но не подумай, говорю это, не для того чтобы затащить в постель.

- Для чего тогда?

- Потому что так оно и было, - усмехается, откидываясь на сиденье. Теперь не смотрит на меня. Кажется, вовсе закрыл глаза. – Я много думал о том, что обидел тогда. И жалел, всё же дурак, что не дождался.

Слушаю его исповедь, ни на грамм не веря. Сказать можно всё, что угодно. Особенно сейчас. Важны поступки. Он свой сделал. Не вижу смысла говорить о чём-то теперь. У каждого давно своя сложившаяся жизнь. А у меня нынче разлагающаяся семья.

- Ты меня простила? – повернул голову в мою сторону.

- Это было очень давно.

- У обиды нет срока давности, Ян. Так да или нет?

- Конечно, - спешу заверить, но где-то внутри всё тот же подросток Яна Журавлёва рвёт совместные фотографии, выбрасывает кулон в реку.