– А что не так?– переспрашиваю его, чтобы не отвечать.

– Я, конечно, понимаю, что вам нужны деньги, но сексуальные услуги в моей гостинице запрещены.

– Сексуальные услуги?

Босс протягивает руку и прикасается пальцем к вырезу, который заканчивается на уровни груди.

– Если вы наклонитесь несомненно большинство постояльцев будут у ваших ног, но прошу вас прикрыться, чтобы не вводить смуту в ряды мужского населения. Тем более здесь много вахтовиков. Они месяцами жен не видят.

Я опускаю голову и с ужасом понимаю, что булавки нет, она видимо расстегнулась и грудь опасно оголена.

Хватаю края выреза и стягиваю их под самое горло.

– Простите. Я так никогда не ношу…булавка расстегнулась.

– Пока есть время лучше нитками прихватите. К следующей смене я привезу ваш размер.

– Спасибо.

– Кстати, вы график уже составили?

– Ды-а…неет, каажется, – мотаю головой не зная, что ответить, потому что Анжелика что-то говорила по этому поводу, но я прослушала.

Босс стоит ступенькой ниже, но всё равно возвышается надо мной.

– Так всё-таки , да или нет?

– Не знаю.

– А что насчет вашего трудоустройства?

– Мы со Светой всё разобрали. Ждем временного удостоверения.

– Отлично.

Снизу слышится мужской голос.

– Богдан Дементьевич, к вам пришли.

– Сейчас подойду, – отвечает бос и поворачивается ко мне спиной.

– Хорошей вам смены, – кидает он напоследок и окидывает с головы до ног быстрым взглядом.

– Спасибо,– шепчу в ответ, голос немного дрожит, а в ногах слабость, будто я пробежала несколько этажей.

Я тут же спускаюсь вниз, бегу в подсобку, может там нитки есть, а когда забегаю внутрь вижу, как Василиса резко прячет что-то за спину.

– Это что такое ты взяла?

Она испуганно смотрит на меня и молчит.

________________________________________

А я вам фото Богдана Дементьевича принесла, а то он на обложку не вошел.

7. Глава 7

– Ничего, – отвечает Василиса.

– Лисенок ты же знаешь, что врать не хорошо.

Глаза дочери наполняются слезами, а я ругаю себя за то, что случайно произнесла фразу, которую всегда говорил Кирилл.

Я бросаюсь к своей малышке и обнимаю её.

– Прости Лисёнок, я не то хотела сказать.

Василиса утыкается мне в грудь лицом и достает руку из-за спины – пальчики держат ту самую булавку, которая должна была застегивать вырез платья.

– Я просто хотела посмотреть её, – всхлипывает дочь.

Я пытаюсь её успокоить, глажу рукой по спине, раскачиваюсь вместе с ней и через десять минут она засыпает. Укладываю её на низкий диванчик и целую в лоб. Теперь я могу свободно заняться уборкой номеров.

Сказать, что к вечеру я устала, значит ничего не сказать. Но даже вспоминая ту прошлую жизнь, когда меня окружала прислуга я всё равно не готова вернуться к мужу. Случайные разговоры постояльцев будоражат память и я не замечаю как окунаюсь в прошлое с головой. Руки продолжают мыть, вытирать, перестилать механически, мысли же мои далеко. Когда мы только поженились, а муж впервые наказал, я сбежала, но он поймал меня и запер на неделю в подвале. “Гордость смиряется не только болью, но и темнотой,” – так сказал он мне перед тем как закрыть дверь. После этого я полюбила свет, и боялась ночи. У меня начинались панические атаки, мне казалось, что я задыхаюсь. Горячая волна мурашек пробегала по спине, а мир сужался до игольного ушка. Я пробовала покончить с собой, но камеры по дому и охрана мониторили за мной двадцать четыре часа в сутки. Облегчение наступило, когда я забеременела. Мне даже стало казаться, что у нас почти нормальная семья. Кирилл перестал меня наказывать, но стал приводить других женщин. Порой я просыпалась ночью от женских криков: от боли или от удовольствия были они – я не знала.