Тогда я поднимаю голову и вижу его растерянное лицо.

– Простите меня, госпожа, я ничего не знал, – внезапно, извиняется он.

Хочу ответить ему, что “все в порядке”, но слова застревают в горле. Ничего не в порядке. Ни-че-го. Только что я лишилась всего, что было в моей жизни: мужа, любви, надежды на счастливое будущее, дома и даже своей чести.

– Ты… не виноват… – наконец, нахожу нужные слова.

Я верю ему и ни в чем не виню. Хоть Рауль и начальник личной гвардии Маркоса, хоть он беспрекословно выполняет его приказы, но он никогда не обманывает.

От моих слов он вздрагивает и отводит взгляд в сторону.

– Простите меня еще раз, госпожа… Но я вынужден выставить на вашем этаже охрану. Я распоряжусь, чтобы вас выпускали в туалет и на кухню, но… никуда, кроме этих мест я не могу вас выпустить.

Я просто киваю, не в силах ничего ответить.

Рауль разворачивается, чтобы выйти из комнаты, но задерживается в дверях.

– Я не знаю, что нашло на господина Маркоса… но это на него не похоже.

Он окончательно уходит, закрывая за собой дверь и оставляя меня наедине с моей болью.

Не знаю, зачем он сказал последнюю фразу. То ли, хотел так извиниться за поведение Маркоса, то ли хотел притупить мои страдания, но мне это ничего не дает.

Зато, дает то, что я, наконец, остаюсь одна. Только сейчас я могу выплеснуть все мои эмоции, которые я так глубоко затолкала в себя перед лицом Маркоса.

Слезы льются из глаз нескончаемым потоком. Я подтягиваю к себе подушку, зарываюсь в нее лицом и кричу.

Кричу изо всех сил, надеясь, что вместе с этим очищающим криком уйдут и любые воспоминания, связанные с сегодняшним днем.

Я не знаю сколько проходит времени, прежде чем я перестаю плакать и проваливаюсь в короткий сон, больше похожий на болезненное забытье.

Когда я открываю глаза, на улице глубокая ночь. Мои глаза болят и ноют, будто в них швырнули горсть песка, а голова гудит будто колокол. Притупленная боль давит на виски и затылок.

Но есть и хорошие новости, если так можно сказать. Теперь, события сегодняшнего утра мне кажутся далекими и будто бы даже ненастоящими. Только мокрая от слез подушка напоминает о том, что все это – горькая правда.

– Собрать свои вещи, говоришь? – отстраненно спрашиваю пустоту, – Будут тебе мои вещи.

Я приехала в замок Маркоса налегке. Со мной было только одно выходное платье, одно запасное и небольшой набор для ухода за телом и лицом. Все это замечательно укладывалось в небольшой саквояж.

Как же хорошо, что ничего из этого я не выбросила.

Я достаю из шкафа свои старые платья. Скидываю с себя то, в котором сегодня ездила и швыряю в угол. Как только представлю, что это платье скорее всего, будет носить стерва-Долорес, хочется его вообще сжечь.

Одеваю свое старое обычное платье, потому что для выходного сейчас не самый лучший повод. Вытаскиваю из под кровати пыльный саквояж. Подбираю выброшенное платье и с наслаждением использую его как тряпку, очищая от пыли дешевый саквояж дорогущим туалетом.

Закидываю в саквояж оставшуюся мелочь и… в общем то, понимаю, что в этом замке не остается ничего моего или того, о чем бы я жалела. Я могу покинуть его хоть сейчас.

Более того, я понимаю, что это будет даже правильнее. Потому что утренняя встреча с Маркосом и его стервой наверняка причинит мне не меньше страданий. Вдобавок, на то, как Маркос выгоняет за порог супругу, обязательно прибегут посмотреть и позлорадствовать все наши слуги. Возможно, даже гвардейцы.

Нет, спасибо! Я больше не желаю испытывать на себе то унижение, которое испытала утром!

Если Маркос для себя решил, что я, его истинная – ошибка, как и брак со мной… что ж, не мне его переубеждать.