- Значит, по-прежнему допускаешь, что эта девчонка-подкидыш моя дочь?!

Яров заводится. Чувствую это в тщательно скрываемом недовольстве. Ситуация накаляется. А мне это ни к чему.

- Не то чтобы допускаю, но и не исключаю. Чисто теоретически. Ведь Фомин именно поэтому ждет результатов. Кстати, когда они будут готовы?

- Обещали через десять дней. Так что скоро.

Раздражается все больше. Волнуется? Понять сложно, но думаю, что да.

- А что побыстрее нельзя было? Я слышала, что тест ДНК можно сделать и за пару-тройку дней. Если по срочному.

- Ну… я так и хотел. Но Фомин был категорически против и настоял на тесте, результаты которого можно будет представить в суде. Еще добавил, что ему нужен точнейший результат. Как будто я не хочу того же!

Говорит это вроде бы спокойно, но в голосе какая-то виноватость. Или мне кажется. Я ведь тоже на своей недоверчивой волне, во всем теперь вижу подвох, ложь, предательство.

А уж как я хочу, чтоб поскорее все разрешилось! Будь, что будет, но только не это подвешенное состояние, в котором я застыла. Правда, даже представить себе не могу, что со мной будет, если все-таки выяснится, что Яров изменял мне и Юляша – его дочь. И речь сейчас не о ребенке, об этом я подумаю позже. Речь о наших отношениях с Германом. Мне уже сейчас, когда еще ничего не ясно, тяжело находиться с ним рядом, дышать одним воздухом и подозревать, подозревать, подозревать…

- Валерик, - вдруг совершенно меняет тон и тему разговора, - а давай все пустим на самотек. Уверяю тебя, тест ничего не изменит. Юля – не моя дочь. Ведь я не изменял тебе. Никогда. И я очень тебя люблю. И всегда любил. Верь мне.

Яров делает попытку приблизиться ко мне, хочет обнять. Но я резко отклоняюсь в сторону. И его руки, которые он уже приподнял для объятия, опускаются, обняв только воздух.

Скатиться до откровенных обвинений в моей холодности Герман не успевает. Звонок в прихожей прекращает этот бессмысленный разговор. И я, несказанно обрадовавшись этому, спешу открыть дверь. Но когда проворачиваю ключ, со всей ясностью перед глазами вспыхивает картина, когда я впервые увидела незнакомку с девочкой на руках. По спине пробегает холодок – я ведь опять даже не взглянула в глазок.

К счастью, еще одного ребенка Ярову не принесли. Это Елизавета. Я краснею от стыда перед ней, что так и не удосужилась поблагодарить за помощь. Приглашаю соседку войти. И с облегчением вздыхаю, отругав себя за очередную беспечность.

- Я ненадолго, - извиняется Лиза. – Все как-то не решалась зайти поинтересоваться, как там малышка.

- Да ты проходи, - жестом направляю ее на кухню, в которой еще не выветрился дурманящий аромат кофе, которым я так и не успела насладиться.

Яров, увидев гостью, делает вид, что очень торопится. Одевается и буквально сбегает. Паршивец! Теперь я одна должна выкручиваться за неумение быть благодарными.

- Ты уж нас прости, закрутились и не успели тебя отблагодарить.

Достаю кошелек, собираясь исправить свою оплошность.

- Нет-нет! – останавливает меня, жестом отстраняя купюры. – Я не за этим пришла. Хочу спросить, кем приходится вам Юленька. Неужели вот так просто оставили ее и больше не интересуются, что с ней?

На глазах Лизы слезы. Такие искренние, трогательные.

Коротко рассказываю ей, как Юляша оказалась у нас и почему мы вынуждены были отвезти ее в полицию.

- Но если Юленька не дочка Германа Трофимовича, вы, наверное, ее удочерите?

Нож, торчащий в моей израненной душе, проворачивается еще и еще. Больно. Но я держусь.

- Пока не знаю. Муж не особенного настроен на такой шаг. Не могу понять, чем смогла эта прелестная кроха вызвать у него неприятие.