Бросает на меня быстрый ничего не значащий взгляд и снова смотрит в тарелку.

Дворецкий отодвигает для меня стул.

Благодарно киваю, когда мне кладут горсть салата из свежих овощей.

От вина отказываюсь, что не укрывается от цепкого взгляда Роланда.

— Оставьте нас все, — бросает Конраду.

Дворецкий делает быстрый знак прислуге. Пара секунд, и двойные двери беззвучно смыкаются с той стороны. Мы с Роландом остаёмся вдвоём.

У меня нет аппетита. Перебила его миской сахарного печенья, которую подчистую смела у матушки.

Осторожно делаю глоток травяного чая из фарфоровой чашки. От волнения почти не чувствую вкус.

Слышно, как Роланд разрезает ножом стейк. Отправляет в рот кусочек. Тщательно пережёвывает, работая мощными челюстями.

Небрежным жестом промокает губы льняной голубой клетчатой салфеткой, отбрасывает её.

Откидывается на спинку кресла. Пристально на меня смотрит.

— Софи, — произносит он, вперивая в меня взгляд. — Мы почти два месяца вместе. Понимаешь, о чём я?

Моя рука с вилкой застывает над тарелкой с салатом.

— Ммм? — хлопаю ресницами, глядя на него.

— Я не слишком разбираюсь в этих ваших бабских делах.

Он делает глоток из железного кубка. Задумчиво наблюдаю за движением его мощного кадыка. Кажется, ему не слишком приятен этот разговор, и он всеми силами оттягивает неудобный вопрос, но его всё-таки приходится задать.

— Когда у тебя в последний раз были женские дни?

Накалываю на вилку хрустящий кружочек огурца.

Он не слишком в этом разбирается.

Но всё-таки спрашивает. Почему? Сам посчитал, или кто-то помог?

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок.

Нам нужно выиграть время — вспоминаю слова матушки.

Роланд пристально на меня смотрит, откинувшись на спинку кресла. Ждёт ответа. Надо что-то сказать.

— Они у меня… сейчас, — смотрю на него невинно и хлопаю ресницами.

— Вот как? — поднимает левую бровь. — Жаль.

Жаль, что не выйдет отослать меня поскорее в фамильный замок? — так и рвётся с языка.

Но вместо этого я обхватываю губами гладкий кремовый фарфор и делаю глоток безвкусного травяного чая.

Я не слишком разбираюсь в этих ваших бабских делах.

Не слишком разбирается. Но всё-таки спросил. Так вовремя.

Всё-таки, кто-то ему подсказал. Кто-то, кто знает и понимает, что уже пора. Кто-то, кому не терпится, чтобы меня поскорее упрятали подальше в деревню.

В памяти всплывают огненные волосы и подобострастный взгляд изумрудных глаз.

И я даже догадываюсь, кто.

Как? Как долго у меня получится скрывать своё положение? И действительно ли нужно ли его скрывать? А вдруг, всё-таки…

— Ты расстроен, — начинаю осторожно. — Предпочёл бы услышать другую новость, да?

Смотрю на него внимательно через стол.

— Я не расстроен, — морщится он. — Какой в этом смысл? Значит, понесёшь в следующем месяце.

После моих слов Роланд потерял ко мне всякий интерес. Завороженно наблюдаю за тем, как ловко он расправляется со стейком. Будто хочет поскорее покончить с едой и ужином.

У меня другая цель.

А вдруг, всё совсем не так, как он говорил Амаре.

Вдруг, та случайная фраза была лишь для того, чтобы успокоить капризную любовницу? Вдруг, семья что-то да значит для Роланда?

Нужно собрать побольше информации.

— Ты так любишь детей? — спрашиваю осторожно, очерчивая подушечками пальцев гладкую кромку фарфоровой чашки.

Роланд бросает на меня мрачный взгляд через стол. Пожимает плечами.

— Мне нужен наследник. Сын. Чтобы продолжить род. Таковы правила.

Склоняю голову набок, принимая этот ответ.

— Говорят, дети полностью меняют нашу жизнь и нас самих, — улыбаюсь уголками губ. — Я люблю меняться. Хорошо, что в этом доме достаточно комнат.