Рания могла бы вообще ничего не делать, ходить по салонам красоты, она ведь еще не старая, Амира родила рано, ему тридцать два, ей было восемнадцать, когда он появился на свет. Ей всего пятьдесят! В наше время для женщины это не возраст. Но Рания почему-то добровольно сидит тут затворницей и выглядит лет на десять старше, хотя на лице её почти нет морщинок.

В гостиной свекровь усаживает меня в кресло, наливает чай — горячая вода всегда стоит в термопоте, тут любят чаёвничать.

— Пей. И слушай.

Сцепляю зубы, понимая, что меня сейчас начнут воспитывать. Я не хочу! Но почему-то нет сил сейчас ей перечить.

— Мужчина в доме хозяин. Так у нас заведено. Он главный. Господин и султан. Мужчина голова. Но женщина — шея. Так тоже говорят. Куда шея повернёт, туда и голова смотрит. Правда, не всегда удается поворачивать…

Рания вздыхает. И я понимаю о чем она. Я же давно заметила, что для свёкра жена — почти пустое место. Да, при сыновьях он почтителен, при гостях её хвалит, рассыпается в комплиментах. Но на самом деле Ранию ни в грош не ставит.

— Ты молодая. Не понимаешь пока многого. Амир, мой сын — мужчина сильный. Крепкий. Горячий. Такой же как его отец, — Рания вздыхает, закусывая губу, — таким мужчинам… нужно много женщин.

Много? Она серьёзно?

В груди ёкает, я перевожу на неё поражённый взгляд.

— Зачем… зачем тогда он женился на мне? Если ему нужно много? Мог бы не жениться… Имел бы всё, что движется!

— Замолчи! Нельзя так говорить о муже!

— Нельзя? — у меня голова кружится, кажется в неё просто петарды взрываются, — говорить нельзя, а спать с другими можно?

— Он мужчина! Он имеет право!

— Кто дал ему это право? Кто? Он клялся быть верным мне, и в горе и в радости! Он сам эти клятвы произносил, я не заставляла! А теперь…

Глаза закрываю, дышу, стараясь унять сердечный спринт.

— Мужчины нас не спрашивают…

Не спрашивают? Ну и прекрасно.

— Я тоже не буду спрашивать. Терпеть измену я не намерена. Мне нужен развод! Меня не так воспитывали. У меня есть гордость и достоинство. Я ухожу.

— Куда ты собралась? Ночь на дворе.

— Не важно. Это уже… не ваше дело. Извините.

Встаю, Рания тоже поднимается, встаёт у меня на пути.

— Куда ты на ночь глядя пойдешь? А как же Амина?

Я не понимаю почему она спрашивает. Конечно я не оставлю тут мою девочку!

— Амина моя дочь! Она пойдет со мной!

— Никуда она не пойдет! И ты не пойдешь! Прекращай истерику. Иди в комнату. Если не хочешь, чтобы я позвала охрану, чтобы тебя заперли! Иди, и жди мужа.

Она говорит не зло, а как-то… устало, что ли… Словно сама не рада тому, что приходится вот так со мной. Или мне просто мерещится?

— Иди спать, Ксения. Утро вечера мудренее.

— Зачем вы так со мной? Вы же женщина… Молодая еще женщина! Похоронили себя в этом доме! Я так не хочу!

— Если ты так не хочешь, зачем замуж за Амира пошла? Или не знала какие в наших домах порядки? Теперь знаешь. Муж главнее жены... И Амир очень любит и тебя и дочь. Развод - позор для нас. Прошу, одумайся! Забудь!

Забыть? Как бы не так!

Они меня не знают. Я с виду такая тихая и спокойная. Но я чувствую, что готова бороться до конца!

Я любила Амира, любила сильно и страстно, но сейчас… Готова испепелить ненавистью! Если он захочет меня тут оставить, ему придётся узнать что я могу быть гордой и сильной. И в обиду себя не дам.

Сделаю так, что Амир сам захочет развода!

Возвращаюсь в комнату. Иду в ванную, принимаю душ, смывая с лица черные разводы туши.

Надеваю длинную ночную рубашку из темного шелка, захожу в смежную спальню к дочери, чтобы посмотреть на мою малютку, которая всё так же сладко спит, затем возвращаюсь и забираюсь под одеяло.