– Доброе утро. – Низкий бас лучше ядрёного кофе.

– Привет. Что ты здесь делаешь?

– Поговорим? – показывает рукой на зону отдыха, и я иду туда, отбивая каблуками четкий ритм.

– Преследуешь меня?

Леон выгибает черную бровь. Ой…

– Для этого есть обученные люди. А всего лишь хочу знать, что с моей женой все в порядке.

– Пожалуйста, не будем об этом. Снова.

– Короче, – Леон ведет носом, – у меня есть пустая квартира в спальном районе. Закрытая, хорошо охраняемая территория. Живи там, вместо этого убогого местечка.

– Это четырехзвездочный отель, Леон. И, что еще ты скрывал от меня пять лет?

– Я ничего не скрывал, – приближается, – раньше я сам жил в этой квартире. Пока не встретил тебя. С тобой мне захотелось большего. Я думал о детях. А им было бы тесно в ней.

– Дети? – в груди саднит, горит, печёт. – Мой выкидыш, Леон, тебе о чем–то говорит?

– Лишь о том, что тебе нужно больше отдыхать, принимать витамины, беречь себя. Ты даже толком обследования не прошла.

Между нами нет воздуха. Мы будто в котельной возле раскаленных углей.

– Перестань. Прошу тебя.

Еще немного и я вернусь в прошлое. Мы поженились спустя три месяца после знакомства. Выпускной и сразу ЗАГС. И мы были так рады беременности. Леон накупил игрушек, всяких детских книжек. А потом землетрясение в райской долине. Я надолго закрылась, а он окунулся в работу.

– Возьмешь ключи? Мне так будет спокойнее.

– Хорошо. – Еле–еле выговариваю я.

Леон берет мою руку, раскрывает ладонь и кладет в нее связку ключей. Поочередно складывает мои пальцы в кулак. И не отпускает. Держит. На коже остаются ожоги.

– И мой водитель к твоим услугам.

– Я задыхаюсь, Леон. Умерь пыл. – Мучительно тяну слова.

– Ты. Моя. Жена. И пока ничего не изменилось, ты будешь под моей защитой. В офисе и вне него.

– Господи…

– Ты сейчас в офис?

Я киваю. Он продолжает:

– Едем. По дороге расскажешь о Романовых. Дизайн подростковой комнаты я оценил. Ты молодец.

– А ты расскажешь про разговор с Алиной? У вас всё серьёзно?

Леон нацеливается на выход. Я иду следом. Крупные хлопья снега оседают на наших плечах. Некоторые снежинки долго не тают.

– Не заставляй меня повторять снова, Стась. Или тебе доставляет удовольствие, когда я злюсь?

Открывает дверь Мерседеса. Я не сажусь, смотрю на него в упор.

– Я хочу, чтобы ты чувствовал хоть что–то. Желательно, то же самое, что и я в тот день, когда ты сношался с Алонцевой. Ты и она в день нашей годовщины!

Мой палец направлен в него.

– Я бы убил того, кто посмел оказаться между твоих ног. И я чувствую, много чего чувствую.

– Вот как? Тогда смирись с тем, что я ушла от тебя и скоро покину фирму! Смирись! Пижама, квартира – это иллюзии, Леон! Твоя больная фантазия!

Я кричу и привлекаю внимание редких прохожих, закутанных в шарфы.

– Садись в машину, Лакницкая.

– Ты сказал водитель? Я подожду его. О Романовых поговорим в твоем кабинете.

– Отлично, твою мать!

– Да, отлично!

Леон захлопывает дверь и у меня звенит в ушах. Сев за руль, с ревом уезжает. Через минуту сбрасывает мне телефон водителя. Я звоню ему и возвращаюсь в отель.

Наконец наступает пятница. Тяжелая рабочая неделя позади. Я устала не от работы, а от вида Алины в предельной близости от Леона. Эта кареглазая вертихвостка раз за разом мозолит мне глаза, вызывая желание бросить в нее лампу или чашку с кофе. Кстати, о кофе…я стою в холле уже минут пять и никак не могу отвести глаз от интересной сцены. Алина одной рукой касается груди моего мужа, а в другой держит коричневый пакет с изображением кофейных зёрен. Она в курсе моего присутствия и нарочно повышает голос:

– Леон Робертович, я специально сходила в магазин и купила для вас самый лучший кофе в городе.