К огромному удивлению в этот раз он послушался и медленно встал, придерживаясь за стену. Худые плечи подергивались, словно в конвульсиях. Зрелище было не очень приятное. Сложно поверить, что в нем есть моё ДНК. Если нас поставить рядом, то можно наглядно представить картину басни “Слон и моська”.

В возрасте Ромы я уже был отъявленным маленьким сорванцом. Мама пыталась навязать меня Максу в няньки и иногда ей это даже удавалось. Она оставляла нас с карапузом, пока бегала в магазин, а я не мог дождаться момента, чтобы выйти во двор гонять мяч с пацанами. Но чем старше я становился, тем больше мне навязывали общество младшего брата.

“Он же младший. Ты должен его защищать. Должен оберегать. Должен заботиться и помогать”.

Я так не считал.

И почему был должен, если даже наш отец решил, что мы были недостойны его заботы, внимания, времени.

Отца я ненавидел, мать жалел до невозможности, но находиться рядом не мог. За ее слезами и истериками наблюдал Макс - у него не было выбора, а я таскался к одноклассникам. Их матери подкармливали меня и смотрели жалостливо, папы - крепко хватали за плечо, мол “ничего, сынок, справишься”. А потом и эти браки распадались.

Дети страдали, становились сторонними наблюдателями родительских разборок, ссор и безразличия. Мне было противно на это смотреть и я понял одну простую вещь - жить для себя гораздо интереснее и веселей.

Айфон известил меня о новом сообщении. Оно было от Марата с очередным отчетом про состояние Кристины. Без изменений. Ни хуже, ни лучше.

- Рома? - Я тормознул мальчика, едва тот вышел из ванной. - Хочешь… навестить маму? Ты ведь знаешь, что она в больнице?

- Да, - он быстро кивнул и округлил глаза от неожиданности. - Мы правда можем поехать?

- Ты должен знать, что она без сознания и не сможет с тобой разговаривать. Но я попрошу, чтобы тебе разрешили подойти к палате и посмотреть через стекло. Согласен?

Он снова кивнул, но не улыбнулся.

Через пятнадцать минут мы вышли из дома и сели в машину. Мальчика я усадил на переднее сиденье и пристегнул ремнем безопасности. Мы ехали в полной тишине, я не решился включать радио или любую другую музыку.

Наверно сейчас бы Паша сказала, что я поступил правильно и мудро. Может быть напишу ей вечером сообщение и расскажу обо всем. Может быть тогда она вернется.

- Мама умрет? - внезапно спросил Рома, когда мы остановились на перекрестке.

- Врачи делают все, чтобы этого не случилось.

Это был самый честный и безопасный ответ, который я сейчас мог ему дать.

- А вы?

- Что я?

- Вы тоже сделаете все возможное, чтобы мама жила?

***

Я оставил вопрос без ответа потому что уже делал все, что мог, но к сожалению организм человека, если верить словам доктора, не так прост, как компьютерный код, и чтобы его вылечить нужна не только удачная комбинация препаратов, аппаратов и внимания лучших специалистов.

Даже дорогое лечение может по-разному влиять на разных людей при одинаковых вводных. Это зависело от переносимости отдельных компонентов лекарств в препаратах, от их качества, в конце концов от того, готов ли сам пациент бороться за себя.

А может даже не от этого.

Макс не хотел. По крайней мере брат вполне серьезно собирался сдохнуть, когда узнал о том, что его недоношенная новорожденная дочь умерла почти сразу, после того как появилась на свет.

Врачи не давали прогнозов его состоянию, не обнадеживали. Его другая жизнь и этот второй шанс были даны лишь потому, что он не закочил все свои дела.

Казанцева тоже не закончила. Доказательство этого шагало со мной рядом по коридору.

Насколько я помнил Кристина всегда была волевой и сильной. Спортсменка. Красавица. Но далеко не комсомолка. Не командный игрок - эгоистка и единоличница до мозга костей. Прямо как я. Все эти качества делали ее характер уникальным и интересным для меня десять лет назад. Она не боялась спорить, давать мне отпор, огрызаться и даже пару раз задвинула мне довольно увесистые оплеухи.