Он о себе рассказал: два месяца тому назад покинул Магадан. Большинство бомжей на летний период расползаются по колымскому краю. Зимой он обитал в подвалах городской канализации, осматривал помойки в поисках продуктов и вещей, наверняка воровал, хотя в этом не признался.

После того как Ольга забралась в свою палатку, то дядька поразил всех – исполнил арию из какой-то оперы, встав перед входом в палатку на колено, прижимал руку к груди, как настоящий выступающий на сцене артист, изображающий безумно влюбленного, готового ради своей возлюбленной на подвиги и любые жертвы. Он признался: прежде занимался в вокальном кружке при заводском клубе. Ему советовали поступать в музыкальное училище, да… Он не один раз изображал смущение.

Тридцатипятилетней женщине ухаживание нравилось, появился кавалер, не отходивший от неё ни на шаг. Вообще-то, хотя она была женщиной строгой, волевой, однако была способна и подурачиться, посмеяться, тогда её серые большие глаза становились веселыми, теплыми, улыбка красила лицо. Иной раз она боролась с рабочими – с Сергеем и Константином. Парни шаловливые, в головах ветер, так о таких людях говорят, жили сегодняшним днем, приставали к даме ради развлечения, играючи. Их же она по утрам вытаскивала за ноги из палатки и обливала водой, и поступала так не только для того чтоб быстрее поднять лежебок, из-за озорства. Эти парни были членами банды, как я стал тогда догадываться. Их арестовали за четыре дня до нашего отъезда из поселка, теперь сидели в камере отделения поселковой полиции, должны отправить в Магадан, где и будет решаться судьба, вот почему в отряде осталось только шесть душ.


Разговор начальника и Николая Николаевича я подслушал случайно, как раз в тот вечер, после ужина покинув лагерь. Лоток для промывания золота не захватил, как делал обычно, хотелось лишний раз обдумать ситуацию, и чтоб этому не мешали, и надеялся, хотя и слабо – бандиты где-то рядом, по каким-то причинам пока ничего не предпринимают, выйдут ко мне, что-то сообщат, тогда мне станет понятнее, как лучше действовать.

Я уже возвращался, примерно полчаса спустя, когда увидел – приятели направлялись из лагеря по долине в мою сторону. Встречаться с ними не было ни малейшего желания. Я опустился на коленки, заполз за ближайшие кусты кедрового стланика.

И надо же такому случаться, они остановились недалеко от меня.

Как я и предполагал, старик считал: найденного дядьку нужно снабдить продуктами и отпустить на все четыре стороны. Либеральный же начальник говорил: так поступать бесчеловечно. В ответ услышал: нормальный человек в такую глушь не заберётся, хорошо, если бомж только сворует и сбежит, либерализм может нам дорого стоить. Петухов продолжал не соглашаться, вспомнил рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни» – человек пытался выбраться к людям, вокруг глушь, тундра. Он так же сказал, что после ареста наших рабочих – Сергея, Константина и Клавдии народу осталось всего шесть душ, в маршруты обязаны ходить парами, не хватает как раз одного человека… Работяг и повариху арестовали за четыре дня до нашего отъезда из поселка, как я начал догадываться, парни были членами банды, теперь сидели в камере поселковой милиции, отправят в Магадан… Начальник сказал, что ему и прежде доводилось принимать на работу бомжей, которые не имели и паспортов. Старик не соглашался, говорил, что Петухову до сих пор везло, бродяги оказывались только пьяницами, может попасться и убийца, с найденного придется не спускать глаз. Беда нашего поколения в том, что многие из нас многие из нас до сих пор не могут вжиться в теперешнюю действительность, Петухов один из таких. Нас учили: мы не должны забывать о долге, о человек, о моральных принципах. Кто их сейчас придерживается? О них говорят политики, и то не часто.