Светлана устроилась на лошади с первой попытки, и даже не заморочилась равновесием, будто всегда умела так ездить.

Сергей с места вскочил на вторую кобылку. Затем он показал, как правильно держаться за гриву, управлять направлением с помощью стоп и коленей, припадать при галопе. Сначала шагом, а затем и рысцой, минут через двадцать, они-таки миновали прогалину и поспешили на Табатские холмы.

Тропинка вильнула и вывела на грунтовку, разбитую машинами. Под копытами то и дело чавкал свежий навоз.

– Смотри, – показал мужчина направо. Чуть впереди, среди низкорослых деревьев, паслось не меньше пяти десятков коров. – Казалось бы, посёлок малочисленный, а всё равно у каждого есть молочная тёлка, да не одна. А всё стонут, что плохо живут…

– Так не везде же, – возразила Света.

– Не везде жалуются?

– Не везде держат. Это тут есть и место для выпаса, и трава для покоса. А в европейской части страны все поля отданы под злаки и овощи. Завести там корову – значит, признать, что у тебя есть левая возможность достать корма.

– А как же вы тогда с Дайей жили? – усмехнулся Сергей. – У вас вообще четыре коровы.

– Спасибо, что напомнил, – протяжно выдохнула Света. – Знать бы, что там сейчас творится… хорошо ещё, что бабушка с утра всех накормила, а то стояли бы голодные…

При воспоминании об утренних событиях, об Анастасии Андреевне, о потерянном – наверное, теперь уже навсегда – доме и хозяйстве, Светлана молча заплакала. Слёзы потекли ручьём, но силы воли остановить их у девушки не было.

– Всё устаканится, – словно сквозь воду услышала она голос своего спутника. – Я обещаю тебе, что скоро тебе станет легче. Боль не уйдёт, но легче станет. А насчёт остального… насчёт дома в Михайловке… да там уж и нет ничего…

– Что значит "в Михайловке уже ничего нет"? – через какое-то время переспросила Света бездумно.

– Я не думаю, что напавший оставил там всё как есть, – охрипшим голосом ответил Сергей, отводя глаза. – Скорее всего, он зачистил свои следы, как четырнадцать лет назад… сжёг дотла и дом, и надворье…

Света с ужасом посмотрела на него, подсознательно понимая, что, наверное, мужчина прав. А это значит, что вскоре её признают либо погибшей, либо пропавшей.

– Значит, теперь вся моя жизнь… моя прошлая жизнь, стёрта до основания? – спросила она скорее себя нежели Сергея. – Не будет ни возвращения, ни института, ни друзей и знакомых… всё начинать с нуля… в другом мире?

– Сочувствую тебе, но… да, это, действительно, так.

Истина, бесповоротная и жестокая, наконец-то в полной мере настигла Поплавскую. Отрешённо глядя на окружавшую их холмистую степь с куцыми островками кустарника, она вдруг ощутила острую протяжную боль в районе сердца.

– Света! – испуганный голос спутника по-прежнему доносился сквозь вату. – Девочка моя, соберись и не смей раскисать! Тебе нельзя уходить в себя! Очнись и оглядись вокруг! Помни, что ты обладаешь неимоверной силой, пусть даже она пока ещё не проснулась! А силе нужен контроль, постоянный контроль, иначе случится непоправимое!

Он резко тормознул своего коня, пока говорил, спрыгивая и подлетая к медленно соскальзывающей девушке.

– Очнись же! – встряхнул он её, прижимая к себе, но Света едва ли его понимала. Тогда он осторожно положил ее наземь, обхватил ладонями её лицо и практически вплотную уставился ей в глаза. – Услышь меня! Сконцентрируйся на моём голосе! Прошлое в прошлом! Ты здесь и сейчас. Очнись и оглядись! Сейчас же!!!

Он снова слегка тряхнул её, и Поплавская потихоньку пришла в себя, мутным взором обводя всё вокруг.

– Что тебе надо? – хрипло, с трудом проговорила она, отбрасывая его руки и приподымаясь. – Что случилось?