После выходных, казалось, судьба сжалилась надо мной – редуктора сдал без хлопот, но не тут-то было…

В первых числах декабря на производственное совещание вызвали меня, Пашку и двойняшек.

– Значит, с мастером ругаешься? – начал с меня Кац. – И в выходные работать не желаешь? – ласково журчал его голос.

– Я пока что, Евгений Львович, ученик и в выходные выходить не обязан.

– Умный, значит, – тянул своё Кац. – Ну ладно, а вы, – обратился к перетрусившим двойняшкам, – курить сюда ходите или работать?

Лёлик с Болеком потупились.

– В общем, так! – громко хлопнул кулачищем по столу.

Михалыч довольно шевелил носом.

–… Завтра утром едете в подшефный колхоз на ремонт техники.

– А меня-то за что? – взвыл Пашка.

– В вытрезвитель не надо попадать!

– Понял! – опустил он голову.

– Евгений Львович, – спокойно начал я, – нас вот, трое учеников, мы учиться должны, а не по колхозам мотаться.

Начальник, заикаясь от мучившей одышки, заорал:

– Не хотите ехать – вообще из цеха убирайтесь!

– Не ты нас брал, не тебе и увольнять! – заорал я ещё громче.

Кац приподнялся с кресла-вертушки и опять тяжело плюхнулся на сиденье.

Больше не кричал, но, заикаясь, прошипел:

– Если завтра не придёте к десяти ноль-ноль – уволю. Всё! Идите, – махнул на дверь, и от злости крутанулся в кресле.

Постояв ещё минутку и посмотрев на него, я вышел вслед за Пашкой и двойняшками.

– Ну ты даешь! – встретил меня в курилке Заев. – Разве можно с Кацем спорить? Он в сердцах и по роже двинет. А вообще-то мужик не плохой, отходчивый. Значит, едем?..

– Не знаю. С женой посоветуюсь.

– Смотри, уволит, да ещё по статье, – стращал Пашка.

Лёлик с Болеком сразу решили ехать.

Пришедший с совещания мастер, не обращая на меня внимания, объяснял двойняшкам и Заеву:

– Сейчас ступайте, деньги получите, сколько вам причитается, и домой. Соберитесь. Завтра в десять ноль-ноль. Не забудьте! – уходя, ещё раз напомнил он.

В кассу, на всякий случай, пошёл вместе со всеми. Нам с двойняшками отвалили по сорок рублей, Пашке – целую зарплату.

Он тут же составил длиннющий список – кому должен. Были там и контролёры, и регулировщик, и чёрт знает кто ещё, и даже Чебышев.

Леша, почуяв поживу, стоял тут как тут.

– А ну-ка, давай, кошёлка, – тёр он палец о палец.

– С тобой, как приеду, расплачусь, – отмахнулся Заев.

Чебышев от возмущения потерял дар речи, его бородавка грохнулась в обморок.

– Шучу, шучу, – протянул трёшник Пашка.

– Разве так шутят? – вытер потный лоб наставник.

Я в этом месяце сделал десять редукторов – это тридцать рублей – и прибор. Итого, восемьдесят рублей. Это, не считая ученических. Наряды закрыл на Чебышева.

– Как приедешь, сороковник отдам! – пообещал он. – Должен же я за учебу что-то иметь? Да и подоходный, туда-сюда, профсоюз.

Совесть всё-таки мучила.

– Царский подарок, – язвил Пашка, – эти-то хоть в сейф положи, как получишь, а то и их не будет.

– Не учи, пацан! – огрызался гуру.

– Приходи завтра. Всего три недели, подумаешь, – убеждал то ли меня, то ли себя Заев.

– Там видно будет, – распрощался с ним.

Дома, до прихода жены, усиленно колол дрова. Морально я стал сдаваться: "Надо ехать, – твердил себе. – Дров им на три недели хватит. Посмотрю зато, что такое деревня. Правда, я и живу в ней, но всё-таки. Как Татьяна ещё посмотрит.

Татьяна посмотрела – хуже некуда.

– К дояркам захотелось? Жена надоела? – эти две темы преобладали весь вечер.

– Глупая, какие доярки? Отдохнёшь от меня. И с деньгами как раз уладимся. Питаться-то там буду. Дров вам хватит.

Большую часть ночи тоже не спали, но здесь я не только уговаривал её.

Утром жена дала согласие на отъезд.