Осторожно прошлёпал по доскам, настеленным во дворе. Они будто играли со мной, неожиданно плескали жидкой грязью – то с края, то из трещины в центре доски. На крыльце, сощурившись в темноте, долго всматривался в термометр.


Воскресенье прошло спокойно и тихо в приятном ничегонеделании. С удовольствием валялся на диване, простив ему скрипучие пружины; временами дремал, временами почитывал книгу. Курить не тянуло, пить тоже. Единственно, чем несколько омрачил отдых, это составлением жалостливой петиции в райисполком – и то после длительных увещеваний жены. Обильные творческие мучения в поисках слова и образа дали следующий результат:

Председателю Волжского райисполкома

т. Кабанченко П.И.

от Двинянина С.В.


Заявление.

Просим Вас прислать комиссию по поводу того, что проживать в нашем доме невозможно в связи с его состоянием и антисанитарными условиями местности. Весь наш переулок, почти всех жильцов, отселили ещё два года назад за невозможностью проживания в этом районе. Живём мы около института, там, думая, что всех снесли, сбрасывают к нам мусор. Рядом протекает ручей с нечистотами – рассадник крыс и прочей заразы. Отводить воду из ручья некому, вода выходит из русла, и у нас её полный двор. В результате постоянной сырости дом даёт осадку, лопаются стены.

Просим разобраться с нашим вопросом.

Семья Двиняниных.


– После такого заявления квартиру сразу должны дать, – хвалился перед женой, с прохладцей отнёсшейся к моему литературному шедевру. – Чего не восхищаешься? – приставал к ней. – Не вижу цветов, восторженных поклонниц, не слышу грома оркестра. Ну, хочешь, ещё про негров вставлю?

– И про термометр не забудь! – язвила Татьяна.

– Господи, ну при чём тут термометр?

– А при чём негры? – не понимала она.

– Чтобы Кабанченко добить. Можно, например, так, – любуясь собой, вразумлял непонятливую супружницу: "Бабы, они и есть бабы". – Смотрели недавно передачу про бедственное положение американских негров. Очень завидовали тяжёлой гарлемской жизни. Мы с удовольствием согласились бы жить в обшарпанной пятиэтажке. Главное, что там есть газ и вода, а без мусоросборника как-нибудь бы обошлись, на улицу бы вынесли; лифт нам тоже ни к чему, хоть и пятый этаж бы дали. А вот бедный, замученный тяжёлым бытом негр, в нашем лачужном овраге более недели не выдержит, запросится обратно, в свои райские трущобы. На сём с приветом, Двинянины. Ну как? После прочтения сего опуса нам, кроме квартиры, попытаются ещё и гараж с погребом всучить.

– И грамоту от женсовета! – перебила меня бесчувственная супруга.

Но я, окрылённый успехом в сочинительстве, не обращал внимания на мелкие уколы зависниц.


Согласно диалектике общественной жизни на смену пролетающим выходным приходят тягомотные будни.

Первый, кого встретил на подходе к цеху, был, конечно, Пашка. Пятнистый, как политическая карта Африки, от синяков различных цветов и оттенков.

– Ты, как картина абстракциониста, – поздоровался с ним. – По-видимому, выбрал не ту линию поведения?..

– Чё, Серёг, шнобель у меня здоровый, да? – потрогал он

распухший нос.

– Ничего, вешалка, – подбодрил его. – Не с Большим поцапался?

– Да не-е! Это вчера – и чёрт знает с кем… – рассказывал Заев, пока мы поднимались на третий этаж. – Выпили, поговорили так оригинально. Спасибо, на лестнице никого нет, – вдруг заволновался он.

– Торжественная встреча всё равно обеспечена, – безжалостно заключил я и оказался прав.

На время даже домино было отложено.

Начитанный Семён Васильевич, он же Гондурас, вспомнил, что ещё Пётр Первый издал указ "О свидетельствовании дураков в сенате".