Ранним утром 11 апреля Крис позвонила своему доктору в Лос-Анджелес и попросила его дать для Риган направление к местному психиатру.

– А что стряслось?

Крис объяснила. Сразу после злополучного дня рождения – когда Говард забыл позвонить и поздравить дочь – Риган как будто подменили. Появилась бессонница. Раздражительность. Капризы. Девочка стала пинать вещи. Швыряла их. Кричала. Отказывалась есть. Кроме того, ненормальной стала ее активность. Дочь сделалась чересчур возбудимой, постоянно двигалась, что-то трогала, переворачивала, постукивала, бегала и прыгала. Перестала делать уроки. У нее появился воображаемый друг для игр. И она самыми странными способами пыталась привлечь к себе внимание.

– Это какими же? – уточнил врач.

Крис начала с постукиваний. После той ночи, после проверки чердака, она слышала их еще пару раз, и в обоих случаях заметила, что, когда заходила в комнату и там была Риган, стук прекращался. Во-вторых, сказала она врачу, Риган постоянно «теряла» свои вещи – платье, зубную щетку, книги, обувь. Жаловалась на то, что кто-то передвигает мебель в ее спальне. Наконец, утром следующего дня после ужина в Белом доме Крис увидела, как в комнате ее дочери Карл ставит на место шкаф – тот почему-то стоял прямо посередине комнаты. Когда Крис поинтересовалась, что он делает, домоправитель ответил привычным «кто-то шутит» и отказался давать дальнейшие пояснения. Вскоре после этого она застала Риган на кухне. Дочь пожаловалась, что ночью, пока она спала, кто-то передвинул мебель в ее комнате. Именно этот случай, сказала врачу Крис, окончательно подтвердил ее подозрения. Стало ясно, что все это делает ее дочь.

– Вы имеете в виду сомнамбулизм? Она делает все это во сне?

– Нет, Марк, она делает это после того, как проснется. Чтобы привлечь к себе внимание.

Крис поведала ему о трясущейся кровати. Это случалось еще дважды, и каждый раз дело заканчивалось тем, что Риган просилась спать в одной постели с матерью.

– Тому могли быть физические причины, – предположил врач.

– Нет, Марк, я не говорила, что кровать тряслась; я сказала, что Риган заявила, будто кровать трясется.

– Вы знаете, что это не так?

– Нет, я этого точно не знаю.

– Это могли быть клонические судороги, – пробормотал себе под нос врач.

– Как вы сказали?

– Клонические судороги. Температура была?

– Нет. Скажите лучше, что вы думаете? – спросила его Крис. – Что ее нужно показать психиатру? Так, что ли?

– Крис, вы упомянули ее учебу. Как у нее обстоят дела с математикой?

– Почему вы спрашиваете?

– Как она успевает по математике? – настойчиво спросил врач.

– Отвратительно. Раньше такого не было.

– Понятно.

– Почему вы спросили? – повторила вопрос Крис.

– Видите ли, это часть синдрома.

– Синдрома? Какого синдрома?

– Ничего серьезного. Не хочу гадать по телефону. У вас есть под рукой карандаш?

Он попросил ее записать имя врача в Вашингтоне.

– Марк, неужели вы не можете прийти к нам и сами во всем убедиться? – Она вспомнила о Джейми, о его затянувшейся инфекции. Тогдашний врач прописал новый антибиотик широкого действия.

Фармацевт местной аптеки отнесся к рецепту настороженно:

– Не хочу напрасно тревожить вас, мадам, но это… это совершенно новое лекарство. В Джорджии после его приема у мальчиков имели место случаи апластической анемии.

Джейми. С тех пор как он умер, Крис перестала доверять врачам. Только Марку. И то не сразу.

– Марк, так вы не можете?

– Нет, не могу, но вы не беспокойтесь. Этот специалист, которого я вам рекомендую, – он гений. Он лучший. Берите карандаш.

Крис заколебалась. Правда, недолго.

– Взяла. Готова. Как его имя?