– Ты не обиделся? На тебе лапку!
– Да пошёл ты…
– Хочешь две лапки? На!
– Я сказал, отвали.
– А я тебя лизь! – умильно подластился этот двуличный олень безрогий, глядя мне в глаза самым бесстыжим и преданным взглядом. – Я не мог ему сказать, не мог. Он опять меня Библию читать заставит… упс…
– Минуточку, – как-то сумел сориентироваться я. – Стопорим мотор, глушим двигатель, у нас новая информация. Так получается, Эммануил Кант тебе под короткий хвостик, что отец Пафнутий всё знает?
– Не знает. Не всё. – Пёс лёг на снег, положив голову на лапы, и, сосредоточенно разглядывая свой же нос, продолжил: – Он пьяный был год назад, случайно на лапу мне наступил. Больно! Знаешь, как больно?! Я и заговорил.
– Матом, что ли?!
– Нет. Почти. Да. Под ноги, говорю, смотри.
– А он? – заинтересовался я.
– Обрадовался и давай меня носом в Библию тыкать: читай, читай, читай вслух! Всё. Утром он забыл. А я нет! Короче, теперь – гав. Только гав!
В общем, как выходило из его сбивчивого рассказа, говорить Гесс умел с рождения, как и с младых ногтей были причины, заставившие его помалкивать. Будь я на его месте, так тоже сто раз задумался бы, открывать ли рот перед нетрезвым батюшкой, тяжёлым на руку и крайне непредсказуемым в действиях по причине православной широты неуёмной русской души.
Получалось, что мне доберман почему-то поверил. Наверное, это стоило бы занести в плюс.
Горячий язык лизнул меня в щёку.
– Сердишься? Не сердись! На тебе лапку!
– Давай. – Я пожал его тяжёлую лапу с длинными когтями. – Забудь, никаких обид. Всё нормально. Прости, что чуть не сдал тебя.
– А ты мне ещё баранку дашь? Ты добрый, ты хороший. Я тебя никогда не брошу, а нехороших бесов всех кусь! Погладь меня, погладь.
Что мне оставалось, просто забросить в чёрный ящик все свои комплексы, фобии и философствующие занудности, запереть этот ящик на ключ и выкинуть его в океан, куда-нибудь в район Марианской впадины. Говорят, там достаточно глубоко.
А самому радостно обняться с честным доберманом, похлопывая его по зимней шапке, и принять жизнь такой, какая она есть, или кажется, или отражается в моём несовершенном сознании, или вообще вспомнить о зеркальности мироздания с точки зрения… тьфу!
– Гесс, пошли домой. Поздно уже, а мне ещё ужин готовить.
Пёс восторженно подпрыгнул выше головы и ринулся наворачивать круги по двору.
– Ну как хочешь, я пошёл. На баранку под столом можешь больше не рассчитывать.
Перепуганный доберман сам открыл себе дверь, протискиваясь в сени впереди меня. Когда надо, он всё прекрасно понимает, а за всякие вкусняшки, наверное, душу продаст. И вот почему эту породу собак люди так любят, загадка покруче тайны египетских пирамид.
Не хочу грузить вас избыточностью описаний каждого шага моей скромной жизни, я не блогер какой-нибудь, у меня совесть есть. Поэтому давайте сразу о том, к чему мы перешли на следующий день, после того как крепкий старец Пафнутий отслужил службу, вернулся в дом потрапезничать и объявил, что моё новое обучение началось.
– Ну от, Федька, давай. – Батюшка вывел меня во двор и поднял к подбородку видавшие виды боксёрские перчатки.
Ксенофан мне в ухо, лучше б он выпить предложил. После первых же пропущенных ударов по корпусу времена самогоновой учёбы показались мне золотым веком Александрии.
– Не зевай от, паря! А то нечем будет, без нижней челюсти-то знаешь от, как тяжко жить? Вот то-то и оно.
Не подумайте, что я струсил или просто решил не драться. Армия быстро выбивает одно и учит другому, захочешь жить – дашь сдачи. Но старый священник с невероятной для своего веса и возраста лёгкостью прыгал вокруг меня, не сбивая дыхания, не размахивая руками впустую, но каждый его кулак скупо и точно попадал в цель. Которой был я.