Вернувшись в гостиницу, я позвонила в аэропорт. Рейсы были на завтра в одиннадцать часов утра, в четыре часа дня и в половину двенадцатого ночи. Надо уйти отсюда поздно вечером, как раз к ночному рейсу, чтобы не заметил итальянец. Если я уйду утром, выбрав одиннадцатичасовой рейс, то могу столкнуться с ним в коридоре, или же он рано придет за мной, и я буду вынуждена все ему объяснять. Я убедила себя, что выдержу с ним еще день в этой чертовщине, а ночью сбегу, и забронировала билет на половину двенадцатого ночи.

Взяв в руки телефон, я увидела несколько пропущенных вызовов от Алины. Я тут же ей перезвонила.

– Ну, давай, рассказывай, как все прошло? Вы были так заняты, что вам было не до разговоров? Каков он? – Алина засыпала меня вопросами.

Я обдумывала, что можно ей сказать и чего говорить не следует.

– Успокойся, Алина! Это были скучные деловые встречи.

– Расскажи о нем, – не унималась Алина.

– Да мне нечего рассказывать. Это угрюмый неразговорчивый мужчина. Я не хочу о нем вспоминать.

– Все так плохо, подруга? – кисло спросила она.

Я не могла рассказать Алине о своих планах, иначе она бы вмешалась, решив, что я совершаю большую ошибку, уезжая из Парижа. Я слишком хорошо ее знала.

– Ты лучше расскажи, как у тебя день прошел? – Я перевела разговор на безопасную тему.

Мы долго разговаривали о беспомощной женщине, которая и шагу не может ступить без Алины; о том, как они колесили по Парижу, посещая всевозможные экскурсии, и о том, как Алина ходила под ручку с пожилой женщиной, переводя ей на ухо все, что говорят экскурсоводы. Я смеялась ее шуткам и сочувствовала жалобам, но как бы тяжело ей не было, все происходящее с ней было гораздо лучше, чем ситуация, в которой оказалась я. Она останется здесь, а я уеду домой. Несмотря на все неприятности, в глубине души мне не хотелось покидать Францию.

Ночью мне приснился сон. В нем был итальянец. Я вспомнила случай, который произошел со мной пару лет назад. Я была в Англии, в музее на экскурсии. Мое внимание привлекла драгоценная заколка. Я заворожено смотрела на нее, и мне казалось, что я слышу мелодию. Музыку, которую не способен воспроизвести ни один из известных мне инструментов. Это было похоже на флейту, но куда более утонченную и многогранную. Я тихонько напевала мелодию без слов. Мне нравилось, как звучит мой голос в унисон с ней. Я прикоснулась к стеклу экспоната, и заколка приветливо заблестела, словно сияя на солнце. Испугавшись и перестав напевать, я отпрянула от стекла и оглянулась по сторонам, желая узнать, заметил ли это кто-нибудь еще или мне все привиделось. Никто не обратил на меня внимания кроме одного мужчины. Он был огромным, излучал силу, уверенность, опасность. Дикий зверь в человеческом обличье. Он внимательно разглядывал меня, словно я сама была редким музейным экспонатом; в его взгляде явно читались удивление и восхищение. Я посмотрела на заколку. Она не блестела. Потом на него. Потом опять на заколку. Он это заметил или мне все привиделось? И снова я посмотрела на него. Мужчина изогнул бровь и ухмыльнулся, явно забавляясь моим недоумением. Смеется – значит ничего не было. Какая же я дура! Я обиженно прикусила себе язык, отвернулась и ушла. Я постаралась забыть свое видение, и начала думать, что красивый грозный мужчина – тоже плод моего воображения, поскольку больше я его не видела. Позже из новостей я узнала об ограблении того самого музея. Среди пропавших драгоценностей была и заколка. Мне было больно думать, что она пропала. Я почему-то сильно жаждала взглянуть на нее еще раз. Также я не могла не видеть связь того странного случая с заколкой, загадочным мужчиной и последующей ее пропажей. Однако я решила, что лучше будет об этом забыть – так и поступила.