– Кого ты ищешь? – спросил Карэн.

– Крокуса. Вы обещали, что он выслушает меня.

– Так в чём дело? Я тебе мешаю? – не дожидаясь подтверждения, он направился к люку. – Уйду. Говори сколько угодно долго. Крокус выслушает.

– Стойте! Объясните, – бросилась вдогонку Доминика, – как я пойму, что разговариваю не с пустотой?

Ректор, не оборачиваясь, махнул в сторону мраморного куба:

– Ответ будет проявляться огненными буквами. Читать, надеюсь, умеешь?

Можно было бы обидеться на такое отношение. Пока княжна придумывала колкости, чтобы сказать их в ответ, ректор скрылся в люке. Стукнула крышка, и девушку окружила полная неестественная тишина. Ни один звук не доносился снаружи. Стало очень неуютно. Доминика всматривалась в небо с бегущими по нему облаками и не слышала шума ветра. Видела, как по галерее главного корпуса прогуливаются девушки, ни один звук из их беседы не доносился до её уха. Разглядывала неровную поверхность скалы с другой стороны от башни, замечая порхающих вдоль неё птиц, их щебет тоже заглушала магическая завеса. Хотелось надеяться, что произнесённые здесь слова волшебным образом достигнут ушей старшего брата жениха Доминики. Уверенности в этом быть не могло. Не обман ли всё это? Как убедиться, что её не дурачат?

– Здравствуйте, – сказала девушка так тихо, что и сама едва расслышала собственный голос.

Заметив золотистый отсвет над белой гранью куба, подошла ближе. На мраморной поверхности блестели письмена: «Здравствуй, иномирянка. Не удивляйся, я почувствовал инородную магию, так что не стоит отрицать». Доминика и не собиралась, но удивилась словам невидимого существа. Как он мог ощущать исходящую от неё силу, не находясь рядом. С другой стороны: слышал же он её как-то. Или нет?

– Вы меня слышите?

«Да. Башня построена так, чтобы любой смог рассказать мне о том, что сочтёт важным. Говори, с чем пришла».

– Сначала я хочу убедиться, что беседую со старшим сыном его величества, – Доминика покусала губу, прежде чем решиться на вопрос, не сочтёт ли его высочество устроенную проверку за дерзость. Чуть помедлив, решилась: – Какое самое обидное прозвище дал вам Уирисс, когда вы были детьми?

С минуту поверхность куба оставалась чистой, потом по одному начали появляться слова: «Если ты имеешь ввиду прозвище, неизвестное остальным братьям…»

– Да-да, – поспешно подтвердила девушка, – он назвал вас так наедине.

«Неужели проказник всё-таки рассказал кому-то!»

– Случайно! – Доминика прижала руки к груди и озиралась, словно надеялась увидеть-таки собеседника. – Показывал мне виды Ксардиндосса и там, где старший брат летел к замку, назвал его секретной кличкой. Тут же взял с меня слово, никому не проболтаться.

«Крот. Этот прыщ сравнил меня с кротом! Из-за моей любви к подземельям».

Княжна улыбнулась и погладила мрамор, где успели погаснуть буквы:

– Да-да, теперь я вижу, что это вы. Простите, ваше высочество.

Начав своё повествование, княжна растрогалась, быстрым движением смахивала выступавшие слёзы, коротко шмыгала носом и продолжала рассказывать. Ей приятно было говорить об Уириссе, о своих чувствах к нему, о том, как она стремилась в Ксардиндосс, привязавшись к этому миру заочно. Вместе с тем, когда вспоминались слова Эвелины или Анаксиоса, тревога за любимого охватывала её существо.

Время от времени на мраморе вспыхивали новые пылающие строки, старший брат жениха не скрывал заинтересованности его судьбой. Доминике приходилось, отвлекаться от собственной линии рассказа, отвечать на вопросы. Полностью обрисовав ситуацию, как она её представляла, княжна сочла долг выполненным и, слабо улыбнувшись мраморному кубу, достала из-за пазухи кольцо: