Невидящим взглядом Майя уставилась на тонкий, поросший лишайниками и мхом ствол упавшего краснодерева. Тишину заполнил комариный звон и пощелкивание каких-то насекомых. Майя с кишоном торопились на запад, надеясь выйти к берегам Дагомеи, где должно было ожидать «Благословение Бернайленда», судно, которое доставило их сюда. Земли, по которым они странствовали, не прощали ошибок и были жестоки к чужеземцам, и хоть кишон сам был этим землям под стать, странствие было омрачено множеством бед. Каждую ночь путников терзали полчища кусачих насекомых. Под ногами то и дело мелькали змеи, причем опасные, ядовитые. Источники с чистой водой встречались отчаянно редко – впрочем, к счастью, дорогу к утраченному аббатству стерегли яр-камни.

Майя повернулась к яр-камню, у которого ее настиг сон. Узкий, высокий, с закругленными гранями, он был немногим ниже стоящей Майи. На камне было вырезано лицо, почти полностью успевшее изгладиться за прошедшие столетия. На яр-камнях всегда вырезали лица, а служили эти камни для того, чтобы направлять силу Истока, даруя людям воду, свет, огонь, тепло и множество всевозможных позабытых вещей. Без яр-камней этот поход был бы невыносим.

Взятую в дорогу провизию путники давно уже съели, однако кишон был привычен к такой жизни и без труда находил добычу, пусть и не на самый изысканный вкус, – ящериц, крыс, белок, а порой даже летучих мышей. Страстно мечтая о нормальной еде, Майя надеялась, что уже через несколько дней они выйдут к кораблю. Пусть он понесет их в Несс, навстречу страшной судьбе, пусть что угодно, лишь бы только выспаться в нормальной человеческой постели!

– Покажите укусы, – сказал кишон и сделал движение, словно желая коснуться платья.

Ворот платья был разорван в том месте, где солдаты отца, посланные ее защищать, рванули кистрель, пытаясь сорвать его, а саму Майю – задушить. Девушка сжала ткань в кулаке и помотала головой.

– На корабле посмотришь, – сказала она. – И у меня ничего не болит.

Кишон хмыкнул, пожал плечами и встал. Он осмотрел яр-камень, провел забинтованной рукой по щербатым каменным бокам, фыркнул с видом не то презрительным, не то высокомерным и стал ждать, покуда Майя вызовет чистую воду, чтобы они могли напиться.

Майя отбросила за спину спутанные темные волосы, встала сбоку от камня и наклонилась, чтобы не замочить платье. Девушка воззвала к кистрелю, и глаза яр-камня загорелись двумя угольями. Из щели, некогда изображавшей рот, хлынула вода. Майя сунула под струю руки и стала тереть, наслаждаясь ощущением бегущей по пальцам холодной воды. Сложив ладони ковшиком, она напилась. Потом еще раз. Еще. Источник не иссякал, и вода без устали наполняла небольшую ямку у основания камня.

После Майи пил кишон. Он сунул голову под воду, а потом стал ловить струю иссеченными шрамами губами и пить большими глотками. Дожидаясь, пока он напьется, Майя положила руку на камень.

Стоило ее коже коснуться камня, как в сознании возник образ, такой ясный и четкий, словно перед ней распахнулось окно в иную страну, и теперь она видела ее одновременно с тем, что было вокруг.

– Кто ты?

Этот вопрос исходил от человека – мужчины, стоявшего на коленях перед другим яр-камнем в череде указывавших дорогу к аббатству. Увидев груду костей и ржавых доспехов, Майя сразу узнала это место. То было поле давней битвы, в которой не выжил никто. Волосы и борода человека были словно припорошены пеплом, лицо – усталое и грязное. Черная куртка дохту-мондарца была в грязи. В левой руке человек сжимал кистрель.

– Кто ты, девчонка?

Его яростная мысль впилась в разум Майи, обездвижила ее, связав той самой нитью, что протянулась между девушкой и яр-камнем. Майя не могла пошевелиться. Не могла дышать. Вокруг человека стояли рыцари в дагомейских одеяниях. Майя запаниковала. Эти люди тоже пришли в проклятый лес… и охотились они на нее! Мысль беловолосого была сильна и безжалостна.