.

К мемуарным источникам, позволившим автору дополнять общие характеристики эпохи важными деталями, стоит отнести, воспоминания генерала В. К. Витковского[15], князя М. Д. Каратеева (Карачаевского)[16], Н. Н. Краснова[17] и Ю. И. Макарова,[18] дающие исчерпывающую картину не только осмысления миссии русской эмиграции, но и персонифицирующие собой целую эпоху Русского зарубежья. Значимость указанных источников состоит, прежде всего, в том, что они помогли выявить этапы деятельности эмиграции, определить её политических стиль, имманентный для подавляющего большинства представителей «первой волны», и выстроить модель взаимоотношений эмигрантских организаций с советской системой.

Глава первая. Росийская гуманитарная катастрофа и возникновение эмиграции

Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно…
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны.

Георгий Иванов

1.1. Обзор общественных процессов, создавших предпосылки для массовой эмиграции в период 1917–1920 годов

В феврале 1917 года Россия оказалась не только на переломе своей великой исторической судьбы, но и, как показало время, встала перед выбором будущего. Путь нейтралитета, избранный народом в февральские дни, почти на три четверти века определил судьбу государства и вызвал бурю невероятных внутренних потрясений, по существу, разломив общество на несколько противоборствующих политических сил. Часть народа, выступавшая военными средствами за сохранение державных позиций, покинула пределы государства после нескольких лет ожесточенной борьбы.

Мировая история ХХ века не знает ни одной иной страны, которая, как Россия, испытала бы на себе тяжелейшие последствия величайшего социального разлома, на фоне которого все прочие исторические события покажутся будущему историку свободной России малозначительными.

Поскольку вместе с самодержавным строем в стране стали стремительно разрушаться духовные и нравственные законы, века до этого определявшие не только линию поведения подданного императоров, но часто и его место в системе симфонического управления государством. Характер общественной жизни и условия, сформировавшие её, на протяжении долгих лет питали и давали творческую подпитку национальной культуре, научной мысли и тому особому образу государственного правления, где верховное лицо было подлинным «отцом народов».

Православная монархия в России, по образу и подобию Византии, была тем государственным строем, что расширял критерии своих «земных» задач за пределы исключительно «земных» интересов народонаселения, видя в каждом подданном бессмертное существо, созданное по образу и подобию Божию, предназначенное для спасения и вечной жизни в Царстве Божием. В этом случае эффективность государственных задач измерялись не столько экономическими показателями и политическими свободами, но и тем, насколько государство помогало собственному народу спастись для жизни вечной. В этой теории православного правления и заключался тот идеал государственности, облегчающий церкви служение по спасению человеческих душ. Эта модель государственного устройства еще со времен Византии представляла собой симфоническое правление светской и церковной властей, вместе служащих единой идее различными средствами. В ней церковь боролась с внутренним злом в человеке, а государство защищало церковь и народ от разрушительного воздействия зла внешнего, персонифицированного противниками данной формы правления и исповедниками иных убеждений.

Высокое духовное предназначение к марту 1917 года было потеснено идеей «Великой России», предусматривавшей копирование опыта западных стран для создания экономически конкурентоспособного государства. В глазах приверженцев этой идеи она обладала несомненной привлекательностью за счет гипотетической возможности построения сильного государства, доминирующего среди стран мирового сообщества. Энергичные защитники её, начиная со времен П. А. Столыпина, не желали признавать очевидную многим истину, что бурное экономическое развитие страны по ряду причин неизбежно будет происходить в ущерб духовному развитию нации. Это не замедлило подтвердиться в ту пору, когда, приближаясь к пику материального благополучия общества накануне Великой войны 1914–1918 годов, Россия стала всё чаще обнаруживать явные признаки духовного упадка, проявившегося, и, прежде всего, в легкомысленном отношении правящих классов и дворянства к религиозному смыслу самодержавия, как к отжившей условности.