Задолго до того, как часть Русской эскадры уйдет через Мраморное море и узкий Дарданелльский пролив к далекой африканской Бизерте, Кедрову придется приложить немало сил в жарких спорах с представителями Франции и Великобритании, выступая за сохранение целостности эскадры. Много дней и месяцев проведет он в беспрерывных хлопотах перед французской военной администрацией о кораблях и их командах, а также населявших их многочисленных беженцах.

Еще под бледным константинопольским солнцем, в чужом порту, Кедров успеет позаботиться и об улучшении быта и жизни подчиненных, оказавшихся в непривычных и тяжелых для многих обстоятельствах изгнанников. В изнурительных переговорах с недавними союзниками по Антанте молодой адмирал будет настаивать на отпуске провианта для всех вывезенных из России лиц, о частичной разгрузке транспортов и о перемещении сухопутных частей Русской армии на берег. Но все это будет чуть позже, после долгого стояния эскадры на рейде Константинополя, а пока что русские корабли все еще в пути, и до турецкого берега остается не так уж и близко.

В каюте Главнокомандующего не протолкнуться. По пути следования в Константинополь там собирались чины командования, представители гражданской администрации Крыма, общественные деятели и, конечно же, корреспонденты французских и британских газет, жадно ловившие новости от самого Врангеля и тут же неподалеку, в соседних, тесных каютах, бегло создающие свои «сенсационные» репортажи о последних днях Русской армии, покинувшей Крым.

Отчасти из-за притока желающих пообщаться, приносящих свои петиции и обращения лично Врангелю, отчасти для того, чтобы придать хоть какой-нибудь формальный вид круговороту документов, барон поручил последнему генерал-квартирмейстеру Русской армии Герману Ивановичу Коновалову взять на себя труд по ведению дел канцелярии Главнокомандующего. Опытному штабисту было не занимать умения, и вся работа протекала в спокойной и деловой обстановке. Вновь созданная канцелярия и почти все офицеры штаба Главнокомандующего, как и прежде, готовили приказы, отдавали распоряжения о переводе иностранных телеграмм в адрес барона; адъютанты, благо их каюты расположились рядом, взялись за организацию приема посетителей. Вот как описывал ироничный очевидец преобразовавшуюся общественную приемную барона: «В каюте у генерал-квартирмейстера уже кипит работа. Зашифровывают радиотелеграмму, стучит пишущая машинка, приносят какие-то бумаги. Постоянно входят адъютанты Главнокомандующего и начальника штаба, и то и дело слышится: “Главком приказал”, “Начальник штаба просит это переписать“, “Вас вызывает Главнокомандующий”… Спешно переписывается и переводится письмо Главнокомандующего к графу де Мартелю… Письмо подписано… но тут происходит заминка с номером… все исходящие и входящие журналы, все делопроизводство брошено или сожжено в Севастополе. Какой ставить номер на эту историческую бумагу?.. Недоразумение разрешает генерал К <оновалов>: – Чего там долго думать? – обращается он к офицеру Генерального штаба. – Вы какой одеколон употребляете? – Полковник не сразу догадывается и несколько удивленно отвечает: – № 4711. – Ну и великолепно. Отлично! Ставьте этот номер и отправляйте бумагу, черт её дери…»[33]

Прибывших к Врангелю просителей встречают «парные» часовые у входа в кают-компанию, элегантно обтянутую светлым шелком. В ожидании приглашения к Врангелю просители покорно ожидают своей очереди, обдумывая предстоящую беседу и возможную реакцию Главкома. Испросившие у Главкома аудиенции не всегда прибывают к нему с радостными известиями, и вот до Врангеля доходят слухи, что почти все суда перегружены, а условия пребывания на них ухудшаются час от часу. Барон советуется с адмиралом Кедровым, но ускорить продвижение эскадры тот не в силах: механизмы кораблей и людские нервы на пределе. Во избежание неприятностей продвижение продолжается с прежней скоростью. Остается полагаться на долготерпение и на то, что по прибытии в порт можно будет незамедлительно решить ряд задач в отношении тех, кто нуждается в помощи в первую очередь.