Добившись от старика полной зависимости, он убил сразу двух зайцев. Во-первых, он получил в полное свое распоряжение лучшего лоцмана во всей Илирии. А во-вторых – надежное средство влияния на Елену: ей трудно было отказать деду в его просьбах.

Вместе с этим Фердинанд стал оказывать знаки внимания Елене. Сначала это были небольшие подарки, потом участившиеся визиты Фердинанда в гости с более дорогими подарками, предполагавшими уже нечто большее, чем просто любезное внимание. Елене это очень не нравилось, но она поддавалась умоляющим просьбам деда быть с Фердинандом полюбезнее, ведь от его благосклонности к ним зависело их существование.

Примерно за полгода до описываемых событий Старый Питер ушел в очередное плавание на корабле, снаряженном Фердинандом и по его прямому заданию. Девушки остались одни больше чем на месяц.

В тот день Фердинанд организовал вечеринку на своей шхуне. Он пригласил несколько важных персон Ларны со своими дамами и настоял на том, чтобы его гостьей была и Елена, которой по этому поводу было преподнесено красивое вечернее платье. Платье было действительно красивым, а Елена, не избалованная красивыми нарядами, не смогла устоять и не удержалась от соблазна принять его и продемонстрировать новое платье на людях. К тому же она помнила просьбу деда, касающуюся Фердинанда, и была вынуждена принять приглашение.

Сначала она уговаривала себя, крутясь перед зеркалом и примеряя платье, что там будет весело, что ничего особенного, все будет хорошо. Но как только она поднялась на борт шхуны и увидела самодовольную ухмылку Фердинанда, встречавшего ее, настроение ее тут же упало.

Весь вечер она просидела с каменным лицом рядом с Фердинандом за столом, уставленным самыми изысканными блюдами. Гостей развлекал небольшой ансамбль музыкантов, неназойливо игравший чувственные илирийские мелодии. Вино было прекрасным, летний вечер – просто замечательным, но настроение у Елены было отвратительное. Настроение Фердинанда наоборот, было прекрасным. Он много и громко смеялся, шутил, рассказывая двусмысленные анекдоты свои гостям. Те тоже не оставались в долгу. Скоро выпитое вино еще больше разгорячило компанию. Разговоры и смех стали громче, шутки – фривольнее. Музыканты соответственно добавили мажорности в свое исполнение.

Елене вдруг стало настолько противно все: и смеющиеся, непрестанно что-то жующие рожи напротив, и самодовольная физиономия хозяина, и показавшаяся чрезвычайно пошлой музыка, – что она под предлогом «попудрить носик» вышла из-за стола, прошла по палубе на корму шхуны, подальше от ставшей невыносимой компании. Там она остановилась и глубоко вдохнула вечерний воздух.

На небо уже высыпали звезды, но пристань была хорошо освещена фонарями. Рядом со шхуной, почти вплотную к ней, стояла красивая яхта. Какой-то матрос на ней в одиночестве пощипывал струны гитары, мурлыча под нос незнакомую печальную мелодию. Елена невольно заслушалась музыкой, но матрос играл тихо, просто для себя, и ей было плохо слышно. Когда он остановился, Елена негромко кликнула:

– Эй, парень! Сыграй, пожалуйста, еще. Погромче.

– Милая девушка, вам понравилась песня? – голос матроса был с чуть заметным приятным ольвийским акцентом. Лица его не было видно – оно скрывалось в тени. Елена же была хорошо видна на высокой корме шхуны, освещенная кормовыми фонарями.

– Да, очень! Только слишком тихо. Спой, пожалуйста, еще, погромче, – еще раз попросила она.

– Для такой красавицы, милая девушка, я готов петь хоть всю ночь! – по его тону чувствовалось, что он улыбается. Он взял несколько аккордов – и уже для Елены запел свою песню: