Но вместо этого она сделала глубокий вдох, пытаясь не сорваться. В грязноватом утреннем свете блокгауз выглядел печально: все его стены были покрыты инициалами каких-то ребят, странными картинками, возможно, изображавшими извращенные половые акты, и надписями: «Мажоры ешьте говно», «Отстойная четверка», «Ударим по вымирающим видам ядерной бомбой». Эбби вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит, и развернулась.

Вокруг были только деревья. Эбби повернулась обратно к зданию – в окне стояла бледная фигура, глядя на нее глазами, напоминавшими темные провалы. Рот казался черной заштопанной дырой. Эбби выронила фонарик.

– Сколько времени сейчас? – хрипло спросила Гретхен, тут же исчезла из окна и вышла с другой стороны дома. На ней не было совершенно ничего, кроме кроссовок, ноги вплоть до бедер были покрыты чешуйками ила, остальные части тела тоже были в грязи, руки черные, в волосах запутались листья. Когда она вышла на свет, в глазах Гретхен отразилось восходящее солнце, и на миг они показались кусками серебра, ничего не выражающими.

– Где ты была?! – воскликнула Эбби. Гретхен прошла мимо, направляясь к выходу из леса.

– Гретхен! Как ты? – Эбби побежала за ней.

– Просто восхитительно! Я всю ночь провела в сраном лесу – голая, голодная и холодная!

Эбби была в совершенном замешательстве – Гретхен никогда не ругалась. Она протянула подруге шорты:

– Я их нашла… Только футболку потеряла.

Гретхен выхватила шорты и натянула на ходу. Ее суставы онемели от холода, и она скрестила руки на груди, засунув ладони в подмышки.

– Мы думали, ты потерялась… – объясняла Эбби. – Мы все это время тебя искали, когда ты спрыгнула с причала. Маргарет уже собиралась звонить в полицию.

Гретхен, вся покрытая гусиной кожей, сутулилась, пряча груди, наклоняясь вперед все больше и больше. Наконец она опустилась на корточки, будто собиралась сходить по-маленькому, и застыла. Волосы закрывали ее лицо, и Эбби не сразу поняла, что Гретхен плачет. Тогда она опустилась на корточки рядом и обняла подругу, потирая ее ледяную спину со словами:

– Ш-ш-ш… Все хорошо.

Неуклюже прижимаясь к ней и дрожа, Гретхен целую минуту рыдала, а потом издала непонятный гортанный звук.

– Что? – переспросила Эбби.

– Я хочу домой, – повторила Гретхен.

– Мы туда и идем, – Эбби поднялась на ноги, подняла Гретхен, развернула ее и попыталась идти дальше, но ноги Гретхен застыли так, что не могли нормально шагать.

– Гли! Мар-га-рет!!! – крикнула Эбби, и секунды спустя обе с шумом появились из-за деревьев.

– Слава тебе, Господи! – воскликнула Маргарет, стянула свою просторную футболку и надела на Гретхен (на Маргарет, по крайней мере, был лифчик), после чего они с Гли повели ее к дому. Эбби стояла и смотрела им вслед, чувствуя, как все ее тело переполняется облегчением. Потом она обернулась к блокгаузу – из-за угла показывалось что-то, на вид более современное, чем здание. Подавшись вперед, Эбби увидела, что это большой металлический ящик грязно-зеленого цвета с цифрой 14, написанной белой краской на боку – кто-то оставил это устройство на земле прямо посреди леса. Подойдя к ящику и положив на него ладонь, Эбби почувствовала, как он гудит. В стенке ящика была крышка, запертая на навесной замочек, а на крышке – логотип «Саузерн-Белл». Значит, гудение, что она слышала вчера ночью, производило какое-то телефонное оборудование, поняла Эбби.

Тайна немедленно рассеялась. Эбби снова повернулась к зданию – теперь оно не казалось зловещим, только очень побитым: потолок наполовину провалился, на полу и земле валялись обломки бетона, а стены изнутри тоже были сверху донизу покрыты надписями – непонятными символами, нечитаемыми словами, не то буквами, не то цифрами, примитивными сатанинскими символами, порнокартинками и названиями музыкальных групп, написанными и нарисованными друг поверх друга. Повсюду валялись бутылки из-под винных коктейлей и окурки.