Штовер протягивает на прощание руку.

Первым делом я проверяю контакты в "аське", их всего три: shtover, nunny и carla. Аватар Штовера представляет собой анимированного бородача, nunny представляется офисной брюнеткой, carla – мультяшной блондинкой в темных очках. Остается только узнать, кто из них редактор – блондинка или брюнетка. И если одна – редактор, то кто вторая? Я закрываю мессенджер. Проверяю все папки в компьютере, их совсем немного. На всякий случай ищу интернет, его, конечно, нет. Текстовый редактор под названием Litera пока не запускаю, писать мне все равно нечего. От нечего делать тыкаюсь в админке, но ничего интересного там не нахожу. В целом рабочая область выглядит так: два поля – в одном писать, редактировать и отправлять в соседнее поле. Соседнее поле – отправка редактору. Поискал программу мониторинга, найти не сумел, хотя в ее наличии сомнений нет. Неизвестная операционка с лаконичным названием EMO мне совсем не знакома. Я выключаю компьютер. Выходит, моя деятельность будет ограничиваться только работой в админке. Пытаюсь вспомнить, видел ли я когда-нибудь компьютер без выхода в интернет. Пожалуй, нет. Я смотрю в черный монитор и мне становится не по себе, словно кто-то наблюдает за мной оттуда, с той стороны безупречно чистой жидкокристаллической поверхности. Я выхожу на балкон и пытаюсь разглядеть, есть ли на пляже народ. Заметив яркую юбку Виолы, скатываюсь по лестнице. На берегу нас оказалось шестеро. Похоже, у Штовера сегодня занятое утро. Но разговор снова не складывается, даже с Дэвидом, с которым у меня уже есть некое заговорщическое понимание. Обсуждать нам по-прежнему нечего. Мы слишком старательно улыбаемся друг другу и все глубже погружаемся в себя.

Мне предложили книггерство. Или гострайтинг, как угодно, а, говоря проще, мне предложили стать литературным рабом. Если я согласен на Проект, то буду писать тексты кому-то другому, более именитому и значимому. Сумма, прописанная в контракте, впечатляла. Срок – полгода. Метод работы – вахтовый. Полный пансион без вычета из гонорара. То есть вернувшись через полгода, я смог бы не думать о деньгах как минимум года два. Это если не экономить.

– Ответ нужен завтра, – пробасила Майра Ковач и немедленно потеряла ко мне интерес.

Унижение – это было первым, что я почувствовал. Оно буквально захлестнуло меня. Едва хватило сил выйти на своих ногах из Агентства. В зеркале в лифте увидел, как у меня дрожит уголок рта. Отвернулся. На скамейке в парке постарался привести свои чувства в порядок. Точнее, нещадно задавил свою проснувшуюся внезапно гордость. Безжалостно признался себе, что гениальные писатели не делают веерную рассылку всем без разбору издательствам. Напомнил себе, что последнего гонорара за опубликованную в журнале повесть едва хватило на пару недель. Но главный аргумент был чисто математическим – я беспощадно разделил цифру из контракта на процент, который получаю с каждой проданной в сети книги. Выходило, что в следующие пару лет мои книги должны покупать и загружать едва ли не каждые пять минут.

Написал в Агентство прямо из парка, сообщил, что согласен.

До чего же порой наши поступки далеки от элементарной логики. В полдень я едва не лопнул от раздувшейся вдруг гордыни за гнусное и унизительное предложение, а к вечеру уже не находил себе места, боясь, что меня не возьмут. Каждые три минуты обновлял почту, не выпускал из рук телефон, угомонился лишь к полуночи, осознав, что сегодня ответа не будет. Хотелось напиться, но даже этого позволить себе не смог. Утром нужно было быть в форме. Кому и зачем нужна моя трезвость ума утром, было не ясно, но вот так работала моя воспаленная голова. Засыпая, вернее, лежа без малейшей надежды на сон, думал о том, насколько бездушная организация – Агентство. Дело даже не в книггерстве, и не в том, что меня предложили поэксплуатировать интеллектуально. Дело в самой форме этого предложения. И хотя в целом все выглядит вполне современно, прилично и по-деловому, черта, за которой лежит хамство, проходит очень и очень близко. Но наживка была уже проглочена – я очень хотел получить эту работу.