Иуда уже собирался снова сесть, когда неожиданно зашуршали ветви, раздвигаемые маленькой изящной ручкой, в просвете появилась девушка. Она отпрянула, увидев его, тихо вскрикнула. Это была Мирра. Они замерли, узнав друг друга. Иуда стоял перед ней, забыв снять руку с рукояти ножа, грязный, покрытый пылью, в разодранном, испачканном кровью хитоне. Облик его был страшен, только глаза из-под упавших на лицо прядей смотрели растерянно, почти моляще. С минуту длилось молчание. Мирра взглянула на спящего Шехема, снова на Иуду, приложила тонкий пальчик к губам, очаровательно улыбнулась и скрылась за ветвями. Ее шаги постепенно стихли.

– Мы пропали, – испуганно прошептал Шехем, пытаясь сесть.

Иуда не ответил.

– Она позовет сюда стражу! – в голосе юноши была почти паника.

Старший лишь отрицательно покачал головой.

– Откуда ты знаешь? Она не могла не понять, кто мы…

– Молчи! Она не станет никого звать, никому ничего не скажет.

– Почему ты так уверен? Кто она? Ты ее знаешь?

Иуда молча опустился на траву и закрыл лицо руками.

На город спускались сиреневые сумерки.

Иуда стоял в тени колоннады Иродова дворца. Прохожие с удивлением смотрели на неподвижную фигуру, впившуюся глазами во что-то далекое. Иуда их не замечал. Он не видел ничего вокруг, кроме дальнего ярко освещенного окошка на втором этаже дома торговца Исаака. Это было ее окно – Мирры. После той встречи в саду Предместья Иуда думал о ней непрестанно, клял себя, с жаром хватался за дела, но не думать не мог.

И вот он снова был здесь – недалеко от ее сада, пропахшего гранатами и миртом.

Всю неделю этот дом за невысокой белой оградой притягивал его, как магнит. Иуда часами стоял здесь по вечерам, глядя на ее силуэт в окне. Он знал, что не должен этого делать. Но впервые в жизни не мог справиться с собой. Он хотел ее видеть… И в то же время хотел бежать за тысячи стадий отсюда… Тело не повиновалось разуму. А разум кричал: «Уймись, безумец! Ты не смеешь! Ты дал клятву! Ты не имеешь права любить!».

Ночь широким жестом накрыла Иерусалим. В небесах зажглись далекие звезды. Иуда стиснул руки так, что ногти впились в ладони.

– Господи! Зачем? Ты испытываешь меня? Но любовью нельзя испытывать, она сильнее нас! Что мне теперь делать, Боже Праведный?

Надо было уйти отсюда. Иуда понимал это, но не мог. Ему хотелось одного – остаться здесь, умереть под ее окном. Не в силах больше бороться с собой, он медленно направился к ограде. «Увижу ее в последний раз! Мне возврата нет!».

В доме было до странности тихо. Иуда осторожно перелез через забор, осмотрелся. Убедившись, что его никто не может видеть, он подошел к высокому гранатовому дереву, ухватился за нижние ветви, но тут же отпустил их. «Боже Правый! Что я делаю! Я с ума схожу?!». Ее окно тихо светилось. Застыв, словно изваяние, Иуда смотрел на него.

Лунные лучи, рассыпавшиеся у его ног серебристыми бликами, вернули его к действительности. Тяжко вздохнув, он с усилием отвел глаза и направился к ограде. Ветви мирта печально зашелестели, словно прощаясь, когда он начал перелезать через нее.

– Иуда!

Он обернулся. Мирра стояла под гранатовым деревом, ярко освещенная луной.

Иуда спрыгнул обратно, сделал несколько робких шагов.

– Мирра! Ты здесь?

– Где же мне быть?.. Здесь мой дом… Это я должна спрашивать, зачем ты всю неделю бродишь вокруг.

– Господи! Ты видела?

– Конечно! Зачем ты здесь, Иуда?

– Я… пришел благодарить тебя.

– За что?

– Ты не выдала нас тогда в саду. Мы обязаны тебе жизнью.

– Господи! Да мне и в голову такое не пришло!

– Я знаю. Именно за это… И за то, что ничего не спрашиваешь…