В 1889 году в России появился еще один институт, допускающий возможность ускорения уголовного судопроизводства по делам, подсудным мировым судьям, а именно возможность устранения судебного разбирательства в случае уплаты обвиняемым штрафа. Такой институт применялся в то время также в законодательстве Италии и Голландии. Заключался он в следующем: по делам, где возможно было лишь наложение денежного взыскания, закон предоставил право обвиняемому добровольно уплатить высший размер штрафа, устранив тем самым судебное разбирательство дела. По словам И. В. Михайловского, в России был едва ли хоть один случай применения этого порядка[165]. Однако подобный порядок изначально применялся по отдельным категориям дел, в частности по делам о нарушении устава путей сообщения (ст. 1230 устава уголовного судопроизводства), и никаких нареканий не вызывал. Поэтому, как представляется, и по другим делам о маловажных проступках он вполне мог бы оправдать себя[166].

Таким образом, подводя итог сказанному, следует отметить, что все эти достаточно многообразные формы суммарного производства применялись в России лишь по делам малозначительным, наказание по которым не было связано с ограничением или лишением прав состояния, т. е. по делам, подсудным мировым судебным установлениям. Производство же в коронных судах осуществлялось только в обычном или более сложном порядке.

При этом суммарные формы уголовного судопроизводства, существовавшие в Российской Империи, имели целостный, продуманный характер, позволяли существенным образом сократить сроки производства по соответствующим делам без ущерба правам участвующих в деле лиц. Кроме того, эти производства были тесно взаимоувязаны с особенностями организации местной юстиции и, хотя и не были безупречными во всех отношениях, позволили существенно увеличить доступность судебного порядка разрешения споров для населения, а также повысить уважение населения к судебным органам.

Необходимо сказать, что после непродолжительной эйфории, связанной с введением в действие судебных уставов, т. е. уже в 70-80-е годы XIX в., организация и деятельность мировых судебных учреждений подвергалась критическому разбору. Причем критика эта исходила как от правых, так и от левых сил – критиковались буквально все основные положения, касающиеся мирового суда, такие как установленные цензы (высказывались предложения, направленные как в сторону смягчения, так и в сторону ужесточения их), компетенция мировых судей (предлагалось и сужение, и расширение их судебной компетенции, а также включение в нее административных функций и следственных (соединение в одном лице мирового судьи и судебного следователя)), ставилась под сомнение необходимость существования почетных судей и предлагалось подчинить мировой институт в порядке судебного надзора общим судебным учреждениям[167].

Однако, несмотря на самую разнообразную критику, слышавшуюся со всех сторон, большинство юристов считали институт мировых судей вполне жизнеспособным. Об этом свидетельствует и уважение, испытываемое к мировому суду населением. В частности, в юридической литературе тех лет неоднократно отмечались факты искусственного изменения подсудности в сторону мирового суда. Так, крестьяне специально завышали сумму иска или же указывали на не существовавшие в действительности квалифицирующие признаки, чтобы исключить дело из подсудности волостного суда и иметь возможность обращения к мировому судье