. И дело здесь не в дефиниции, а именно в характере явления. Криминологи традиционно выделяют такие структурные элементы преступности, как насильственная и корыстно-насильственная, но достаточно развернутой криминологической характеристики группы насильственных преступлений при этом не дают. В ряде криминологических исследований насильственная преступность ограничивается убийствами, тяжкими телесными повреждениями, изнасилованиями[48]. В криминологических работах встречаются лишь отдельные упоминания об опасности вспышек насилия, выходящего за рамки традиционных форм насильственного поведения (насилие в школах, «дедовщина» в армии и не только в ней, насилие на национальной почве, молодежное массовое насильственное и агрессивное поведение и т. д.). Детерминанты же насильственного преступного поведения, не говоря уже о насильственной преступности и правонарушаемости, рассматривались главным образом применительно к индивидуальному поведению. Тенденции насильственной преступности сводились к анализу нескольких преступлений, раскрывались на основе практически только статистики, причем противоречиво. По существу, такой анализ не отражал действительности. Так, в статье СБ. Алимова, носящей обобщающий характер, говорится: «В рамках сравнительно-криминологического изучения факторов, влияющих на изменения насильственной преступности, особенно настораживают такие процессы, как:

а) ухудшение нравственного облика фигуры потерпевшего;

б) обострение ситуаций взаимного общения супругов, вынужденных проживать на совместной жилой площади;

в) стабильность удельного веса наиболее тяжких преступлений против личности, совершаемых в коммунальных квартирах (доля которых в общем жилом фонде за последние 15–20 лет резко сократилась)»[49].

Сегодня важно осознать недостаточность и пробельность имеющейся информации о насильственной преступности и те трудности, которые возникают в связи с этим при формировании целей уголовной политики и путей их реализации. Ведь уголовная политика в отношении насильственной преступности должна опираться на социальное понятие насилия, которое подлежит уголовно-правовому обозначению и запрещению в его наиболее острых реально существующих проявлениях. При этом возникают серьезные трудности, связанные с неопределенностью понятия насилия и традициями оценивать его в общесоциологическом плане главным образом с позиций исторического материализма, игнорируя иные философские подходы и течения.

На мой взгляд, такой подход недостаточен. И поэтому необходимо, чтобы уголовная политика могла опираться на современные научные и нравственно-этические представления о насилии, его действительной роли, которые в конечном счете легли бы в основу соответствующих уголовно-правовых дефиниций, предписаний и запретов. В этой связи нужно шире использовать уголовно-правовое понятие насилия, стремясь совершенствовать его применительно к реальностям социальной жизни.

Как известно, в уголовно-правовой науке особо анализировались понятия физического и психического насилия, его формы и способы применительно к различным видам преступного поведения – посягательствам на личность, имущество. Еще проф. И. Я. Фойницкий напоминал: «По мнению римских юристов, все преступления учиняются или насилием, или обманом»[50]. Он подчеркивал в связи с этим, что ни одна классификация преступлений не может обойтись без этого признака; однако последний может иметь лишь видовое, а не родовое значение, потому что один и тот же способ деятельности возможен при различных преступлениях и наоборот.