. Существуют, мне кажется, основательные опасения общей неэффективности законов о борьбе с отдельными социальными явлениями – коррупцией, алкоголизмом, бюрократизмом и проч. Кроме того, следует учитывать, что экономический и – шире – общеповеденческий смысл регулятивных норм скрыт от общего прямого наблюдения и проявляется нередко парадоксальным образом.

Попытки четко спланировать некоторый объем услуг на рассчитанные потребности приводят к дефициту, отказ от планирования специальной поддержки вида деятельности – к преодолению дефицита и экономии ресурсов. Попытки реализовать такие экстремальные предложения, как административное лишение свободы ввиду неисполнения обязательств, хотя бы и денежных, введение ответственности инвесторов всем своим имуществом за действия юридического лица разрушат экономические отношения полностью, даже если будут развиваться в рамках плановой экономики. Напомним, что даже в СССР предприятие само отвечало по своим долгам, не перекладывало ответственности на государство, в чьей собственности оно находилось. Исходя из доступного анализа состояния и структуры коррупционной преступности в сфере рынка и с учетом имеющихся предложений экономистов и юристов, заслуживает специального рассмотрения по критерию коррупциогенности последовательное разграничение публично-правовых и частноправовых функций власти и бизнеса. Вообще преувеличение значения разграничения частного и публичного права кроме вреда ничего принести не может, но компетенция, права и обязанности власти и предпринимательства смешиваемы быть не могут (наглядный пример – сообщения о действиях, проводимых МПС, и т. д.). Здесь возникает проблема конструирования юридических лиц публичного права, разграничения коммерческих и некоммерческих организаций, что, по мнению некоторых цивилистов, является слабым местом современного гражданского законодательства[58].

Коррупциогенность, на наш взгляд, присуща деятельности общественных фондов. Это направление, очень тесно связанное с проблемами обеспечения законной конкуренции на рынке, когда коррупционные потребности проявляются, например, в стремлении получить крышу и льготы (примеры бесчисленны, начиная от многочисленных фондов инвалидов, участников различных войн, правоохранительных органов и проч.), существовании процедур государственного (публично-правового) управления, связанного с вмешательством в экономические отношения, прежде всего субъектов хозяйственной деятельности, сейчас активно развивается законодателем. В частности, заслуживает принципиального одобрения Федеральный закон «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)». Этот закон не применяется, правда, к налоговому, валютному, бюджетному, таможенному, банковскому и страховому надзору, лицензионному и многим другим видам контроля, включая оперативно-розыскные мероприятия, дознание, предварительное следствие, прокурорский надзор и правосудие. Следовало бы генерализовать, на наш взгляд, положения, содержащиеся в приказе Минфина России от 16 октября 2000 г. «Об утверждении положения но бухгалтерскому учету “Учет нематериальных активов” ПБУ 14/200». По нему учитывается деловая репутация организации.

В соответствии с п. 27 Положения деловая репутация организации может определяться в виде разницы между покупной ценой организации (как приобретенного комплекса в целом) и стоимостью по бухгалтерскому балансу всех ее активов и обязательств. Положительная деловая репутация при этом – надбавка в цене, уплачиваемой покупателем. Отрицательная – скидка с цены, предоставляемая покупателю в связи с отсутствием стабильных покупателей, репутации качества, навыков маркетинга и сбыта, деловых связей и др. Здесь прямая дорога к уяснению, что стоят государству необоснованные обыски различных фирм и как они влияют на коррупционные потребности.