Жена: Ладно. Если ты действительно хочешь знать, шестидесяти рупий оказалось слишком мало. Одна только ткань для трех девочек обошлась в эти деньги. К тому же портной брал по семь рупий за каждое платье. Все еще продолжаешь думать, что оказал жене и дочерям большую услугу? Едва ли это так.

Муж: Значит, ты покрыла нехватку из своего собственного кармана?

Жена: Если бы я этого не сделала, кто бы сшил им платья?

Муж: Сию же минуту возмещу эту разницу. Наконец-то я понял, что тебя на самом деле расстроило.

Жена: Завтра будет Ид.

Муж: Да, конечно, я знаю. Уже заказал двух цыплят… а ты… уже начала готовиться?

Жена: А разве у меня есть для этого все необходимое? Я хотела надеть завтра зеленое сари, к которому заказала пару зеленых сандалий. Я много раз просила тебя узнать в китайской обувной лавке, готовы ли они, но где тебе! Разве тебя беспокоят желания твоей супруги!

Муж: Хвала Всевышнему! Наконец-то все прояснилось. Так все эти бесконечные препирательства – из-за зеленых сандалий? Я принес их из лавки еще два дня назад. Пакет у тебя в шкафу. Сидишь без дела целыми днями – и даже не удосужилась его открыть!

Спустя примерно пару лет после раздела 1947 года правительствам Индии и Пакистана пришло в голову осуществить обмен умалишенными – подобно тому, как обмениваются преступниками. Иными словами, мусульмане, пациенты сумасшедших домов в Индии, подлежали депортации в Пакистан, а индийцев и сикхов из психиатрических лечебниц Пакистана должны были отправить в Индию.

Трудно сказать, насколько необходимо было такое решение. Тем не менее после всестороннего обсуждения на нескольких научных конференциях оно получило поддержку, необходимую для его осуществления. Завершив все формальности, назначили день обмена. Мусульмане, у которых в Индии были близкие родственники, могли остаться, прочие подлежали принудительной отправке через границу. В Пакистане дело обстояло несколько проще. Практически все индийцы и сикхи давно покинули территорию этой страны. Однако тех немногих, которые еще жили в Пакистане, должны были передать индийским властям.

Не могу ничего сказать про Индию, но здесь, в Лахоре, известие о скорой депортации распространилось среди пациентов местной психиатрической лечебницы и вызвало настоящий переполох, послужив причиной для нескольких примечательных историй.

Сумасшедший мусульманин, являвшийся постоянным читателем издававшейся на урду ежедневной газеты Zamindar, на вопрос собрата по несчастью, что же такое Пакистан, немного подумав, ответил:

– Как ты можешь этого не знать? Место в Индии, известное производством бритв, которыми режут горло.

Товарищ, видимо, удовлетворился ответом и больше не стал задавать вопросов.

А один спросил у своего друга:

– Сардарджи, почему нас депортируют в Индию? Мы ведь даже не знаем их языка.

– Я прекрасно понимаю их язык, – самодовольно ухмыльнулся сардарджи, – но лишь при быстрой речи. Хорошо, что эти чертовы индийцы тараторят с дьявольской скоростью!

Совершая утреннее омовение, некий сумасшедший мусульманин закричал: «Пакистан Зиндабад!» – с таким неистовым рвением, что поскользнулся, упал на пол и потерял сознание.

Не все пациенты желтого дома действительно были умалишенными. Дабы избежать виселицы, многие убийцы через своих родственников подкупали нужных чиновников и признавались невменяемыми, после чего смертный приговор заменяли принудительным лечением. Разумеется, у таких душевнобольных было вполне реальное представление о происходящем в мире. Они знали, что Британской Индии больше не существует, почему образовался Пакистан. Однако новость о предстоящей депортации застала врасплох. Газеты об этом почти ничего не писали, а служащие психиатрической лечебницы были по большей части малограмотными и не могли ничего толком рассказать пациентам. С реальными больными дело обстояло намного хуже. Доподлинно было известно, что некий великий человек, именовавшийся Мухаммедом Али Джинной, добился создания для мусульман отдельной страны, которую нарекли Пакистаном.