Может быть, кто-то обидится, оскорбится, но, как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже» и поэтому не могу не поделиться одним своим неприятным для моей нации наблюдением. Дальновидность ли это, инстинкт ли самосохранения, приспособленчество или предательство, унаследованное ещё от Золотой Орды (поскольку всё плохое приписывается именно этому периоду), не берусь окончательно судить об этом. Но просвещённые и авторитетные люди Чистопольского и Нурлатского районов никогда не обучали своих детей в татарских классах. Даже те, кто учительствовал в чисто татарских деревнях – Кичкальне, Новом Альметьево, Шарбане, не было случая, чтобы хотя бы один попробовал учить своих детей в национальной школе. Если в деревне, где они жили, не было в школе русского класса, то детей заставляли топать ножками пять-десять километров ради усвоения престижного языка. Думаю, что сельские педагоги внесли довольно заметный «вклад» в формирование отрицательного отношения к татарскому языку и к учёбе на этом языке. Вместо того, чтобы бороться за сохранность лексики, словарного запаса родного языка, благодаря которому они добывали свой хлеб насущный, сельские педагоги своим личным примером рубили его на корню. Народ не мог простить этим людям их лицемерия и двуличности.

Только такая сельская интеллигенция, как выпивоха председатель колхоза, рядовой служащий сельсовета, работник сельмага или колхозный счетовод, смогли махнуть рукой, мол, «Бог не выдаст, свинья не съест», и отдавали своих детей в татарские классы. И они не прогадали. Из их среды вышло немало достойных людей, во всяком случае не меньше, чем из среды окончивших русские школы. Учительский клан на такие «уступки» не шёл. Определяющей особенностью татарской интеллигенции советского периода (и не только её, конечно) было: говорить одно – делать другое.

В то же время было бы несправедливо слишком строго судить умных родителей, умеющих держать нос по ветру и предвидеть тенденции в развитии общества. Не секрет, что даже очень талантливый молодой человек, имеющий хороший аттестат зрелости об окончании средней школы на татарском языке, после поступления в вуз два-три года вынужден был тратить силы на усвоение русского языка. В частности, например, на общественную работу, на должности комсомольских вожаков идёт жёсткий отбор уже с младших курсов, из числа наиболее активных. Естественно, нерусскоязычный студент попасть в это число не имел никаких шансов. Возможно, и поэтому среди секретарей областных комсомольских организаций никогда не было выпускников татарских школ. Чтобы выбиться на руководящие посты, прежде всего необходимо было в совершенстве владеть русской речью, уметь говорить без запинок и без акцента. Те же условия и для работы в партаппарате.

Да и сегодня мало что изменилось. Для работы, например, в комитете по делам молодёжи, в министерствах культуры и образования знание татарского языка не является ни необходимым, ни приоритетным. Это означает, что мы ещё очень далеки от реализации татарского языка как государственного. Положение может измениться только в случае, если обучение в вузах будет вестись на татарском языке.

Сам я не испытывал больших трудностей при освоении русского языка. Любое незнакомое слово я мог спросить или у своего деда Галиуллы-бабай или у своего отца. Но, конечно, больше всего мне помог в этом наш кичкальнинский учитель русского языка Фуат Шагиев, огромное ему спасибо. Не только его совершенная методика, но и его требовательный строгий нрав, а также его манера вести урок только на этом «иностранном» для нас языке, помогли нам проникнуть в тонкости русской речи. Днём в школе мы его побаивались. А вечером это был самый большой авторитет, наш кумир. Вечером в клубе для сельчан он синхронно переводил на татарский язык почти все кинофильмы. Даже если в первом ряду были места, мы всё равно садились поближе к Фуату-абый, становясь на колени или даже распластавшись прямо на полу, как рыбы. Чтобы всё расслышать и лучше понять смысл происходящего на экране.