– Сам-то я, дорогой Сайфи, обошёлся бы, мог бы и в тамбуре добраться. Купе – для меня аудитория, возможность познакомиться поближе, пообщаться. Нам ведь дорог каждый человек, поддерживающий идею топинамбура.

Таким образом, Сайфи оставалось только устыдиться своей скупости и нелепости своего предложения.

В Москве Габдельгазиз около недели жил в шикарной гостинице, в номере высшего класса. Москва навеяла на него романтические воспоминания молодости. Красная площадь, Мавзолей Ленина, всё было до боли знакомо и близко ему, как человеку, в своё время несколько лет прожившему в Москве в качестве студента. Насчёт топинамбура он попытался торкнуться в несколько организаций, в которых его идея, к сожалению, не нашла должного понимания. «Не морочьте, пожалуйста, голову, вам что, делать нечего?» – отмахивались от него чиновники. Возможно, норковые шапки и чак-чак на меду, таявший во рту, могли бы в корне изменить отношение к его идее, но эти дары ушли совсем в другом направлении. Оказалось, что в Министерстве иностранных дел, через которое заботливый папаша собирался отправить дочь учиться в Америку, татарстанские гостинцы тоже пользовались большим успехом. Так что здесь он нашёл полное понимание, и это уже была победа.

При возвращении в Казань Сайфи встретил его на вокзале, сам донёс до машины багаж, ему не терпелось услышать о результатах командировки, но Габдельгазиз молчал, по лицу ничего нельзя было угадать, на ней была маска, как у квартирного грабителя.

Помолчав некоторое время, Сайфи всё же не выдержал, спросил:

– Ну как там, успехи есть?

– Поездка была весьма полезной, – не спеша, с достоинством начал излагать Габдельгазиз. – В селекционном центре я близко познакомился с одним старым евреем. Он обещал помочь с посадочным материалом. В перспективности топинамбура я окончательно утвердился, увидев, что один мужик из Орла этому еврею привёз в подарок мутоновую шубу. Из Костромы привезли большие деревянные часы. Так что конкуренция – будь здоров. Но мы – первые.

– И что, все собираются топинамбур сеять? Вот тебе на, а нам как же быть?

– Знаешь, давай-ка заглянем в ресторан, там за обедом я тебе всё подробно расскажу.

– В общем, поездка оказалось весьма полезной, – ещё раз повторил Габдельгазиз, уже сидя в уютном зале за щедро уставленным обеденным столом. – В Пушкинском фонде я познакомился с Аделией Чикбизовой, татаркой наполовину. Она сказала, чтоб я из Министерства культуры Татарстана письмо привёз, тогда она сможет помочь валютой.

– Разве не из Министерства сельского хозяйства? – удивился Сайфи.

– Да откуда угодно можно. В общем, я на полпути остановился. На той неделе опять ехать надо к тому еврею. Заодно и письмо Аделии Чикбизовой отвезу.

Два приятеля, белые рубашки которых уже стали слегка серыми от асфальтной пыли, а папки под мышками раздулись ещё больше от разных бумаг, продолжили своё хождение по различным организациям. Между тем Габдельгазиз ещё два раза прокатился в Москву за счёт Сайфи, с ещё более дорогими подарками и, наконец, на третий раз добился того, чтобы отправить дочь на полгода в Америку учиться.

Каждый раз Сайфи встречал Габдельгазиза из Москвы на своей машине, кормил его в ресторане и только после этого осмеливался заговорить про дела.

– Ну как там, в Москве? Скоро сеять будем. Землю я уже вспахал.

– Землю-то вспашем, – мрачнея отвечал Габдельгазиз, – да только вот та полурусская татарка на полгода в Германию укатила. А старый еврей оказался мошенником, обещал-обещал, а как до дела дошло, говорит, что нынче с семенами не получится.