Ольга Александровна, легонько потянув парня за локоть, остановила его и стала расспрашивать. Оказалось, он пришёл в Казань издалека, из-под Мензелинска. У него не было денег на билет, и он две недели шёл пешком.
– Пусть бы только приняли учиться, я бы и на вокзале прожил, – сказал он, краем ладони вытирая глаза.
Ольга Александровна посоветовала парню сходить в обком комсомола. Ободрённый Хасан отправился туда, но на рабфаке так больше и не показался.
Через несколько дней, идя дождливым утром на работу, Ольга Александровна снова увидела Хасана. Он спал на скамейке, в «Саду медного бабая», как запросто называли в Казани Державинский парк, где стоял памятник поэту. Сердце её ёкнуло. Мешочка при нём уже не было. Лицо в синяках, один глаз подбит, бешмет изодран.
Она осторожно разбудила парня:
– Ты чего тут лежишь?
Вздрагивая от холода, Хасан несколько минут растерянно озирался, протирая глаза, затем с улыбкой провинившегося ученика спросил:
– Вы та хорошая тётя?
Хасан рассказал ей, что в обкоме комсомола ему велели зайти на следующий день. Побродив немного по казанским улицам, продрогнув, он вернулся на вокзал. А ночью его ограбили, какая-то шпана утащила мешок, где лежали все его бумаги. Теперь он не знает, что и делать, голова кругом идёт. Ему ещё дома говорили, что один их деревенский работает в Казани ломовым извозчиком. Он пытался найти его, да ничего из поисков не вышло. Никто в деревне не смог дать ему точного адреса этого человека.
Ольга Александровна после и сама удивлялась, как это она решилась тогда взять Хасана к себе на квартиру, почему она сразу поверила ему. Как бы то ни было, с этого памятного дня Хасан Муртазин стал жить у Погорельцевых.
Посоветовавшись, все трое решили, что, если даже и вышлют новые справки из деревни, всё равно поступать на рабфак будет уже поздно. И Матвей Яковлевич порекомендовал Хасану устраиваться пока на завод.
На работу они ходили вместе. Хасан оказался способным, сообразительным парнем, был настойчив, но тщеславен.
В следующем году Хасан поступил учиться, но долго ещё жил у Погорельцевых. Стол у них был общим. Бельё Ольга Александровна стирала Хасану сама и слышать не хотела ни о каких деньгах. Хасан продолжал ходить к Погорельцевым и после того, как перешёл жить в общежитие. Матвей Яковлевич с Ольгой Александровной ничего не жалели, старались делать всё возможное, чтобы облегчить ему вступление в самостоятельную жизнь. «Откуда же ещё ждать парню помощи?» А когда Хасан, закончив рабфак, решил уехать для продолжения учёбы в Москву, они собрали его в дорогу так, словно родного сына провожали в дальний путь. Матвей Яковлевич подарил Хасану своё чёрное осеннее пальто, которое всего несколько раз надевал. «Прилично ли ходить по столице в обшарпанном пиджачишке». Растроганный Хасан сказал:
– Я ведь вам не родственник… Ни сват ни брат… А сколько добра видел от вас. В жизни не забуду!
И пока Хасан учился в Москве, Погорельцевы нет-нет да посылали ему то деньжат немного, то посылочку. В ответ от Хасана приходили тёплые, полные благодарности письма. На последнем курсе он реже стал баловать их письмами. Но Матвей Яковлевич с Ольгой Александровной не обижались на это, оправдывая Хасана тем, что он, бедняга, верно, «головы не отрывает от учебников».
Как раз в эти годы на семью Погорельцевых одно за другим обрушились несчастья. Утонул единственный их сын, которому только что исполнилось десять лет. После того надолго слёг Матвей Яковлевич. Отличавшийся на редкость ровным характером, Матвей Яковлевич после болезни стал беспокоен и раздражителен. И потому постоянное ожидание от Хасана писем уже само по себе превратилось для него в пытку. А письма приходили всё реже и реже. И наконец их совсем не стало.