Джек сказал:

– Тебе надо быть осторожнее, чем был твой брат.

По его голосу Лукас понял, что машина была не виновата. Он уставился на машину, как когда‐то уставился на гориллу в цирке Барнума. Она была громадной и невозмутимой. Она несла свой барабан, как улитка носит свою раковину – с неизъяснимой и неторопливой гордостью. И подобно улитке с ее раковиной, в нижней своей части машина жила более подвижной, более текучей жизнью. Под барабаном, который хватал своими квадратными зубьями крупицы оранжевого света, рядами располагались зажимы, бледная, голая на вид кожа ремня и тонкие трубки рычагов. На барабане лежала зыбкая черно-коричневая тень. Машина выглядела одновременно и грозной, и уязвимой. Она протягивала свой ремень как приглашение к взаимному великодушию.

Джек сказал:

– Вон Том Клер. – Он кивнул в сторону молодого мужчины, работавшего у соседней машины. – Складывает пластины в этот контейнер. Том, это Лукас, новенький.

Том Клер, остролицый и с баками, поднял голову.

– Сочувствую твоей потере, – сказал он.

Он, должно быть, видел, как машина сожрала Саймона. Тогда, может, это он виноват? Может, он должен был действовать быстрее, смелее?

– Спасибо, – ответил Лукас.

Джек достал из контейнера прямоугольный кусок железа размером с печную дверцу и положил на ремень.

– Прочно ее закрепляешь, – сказал он и приладил пластину под зажимы, их пришлось по три с каждой стороны. – Видишь линии на ремне?

Ремень был размечен белыми полосками, проведенными в нескольких дюймах от каждого зажима.

– Верхний край, – сказал Джек, – должен лежать ровно. Понимаешь? Точно по линии.

– Понимаю, – ответил Лукас.

– Когда ровно уложишь пластину и туго завинтишь зажимы, сначала тянешь этот рычаг.

Он потянул рычаг вправо от ремня. Барабан пробудился и со вздохом начал поворачиваться. Его зубья остановились в дюйме от пластины.

– Когда барабан провернется, тянешь за другой рычаг.

Он потянул второй рычаг, расположенный рядом с первым. Ремень медленно пополз. Лукас следил, как ремень несет железную пластину, пока та не наткнулась на зубья барабана. Зубья, впечатавшись в железо, издали такой звук, будто молотки ударили по непробиваемому стеклу.

– Теперь иди за мной.

Джек повел Лукаса к другой стороне машины, где из‐под барабана уже выползала пластина, вся испещренная неглубокими квадратными вмятинами.

– Когда она целиком появится, идешь назад и возвращаешь рычаги на место. Сначала второй, потом первый. Понятно?

– Да, – сказал Лукас.

Джек потянул рычаги и остановил машину – сначала ремень, затем барабан. Высвободил пластину из зажимов.

– Потом ты ее проверяешь, – сказал он. – Смотришь, чтобы все отпечатки были на месте. По четыре углубления поперек, по шесть вдоль. Все должны быть идеально ровными. Проверяй каждый квадратик. Это важно. Если что‐то не так, относишь пластину туда. – Он показал на другой конец цеха. – Уиллу О’Хара на переплавку. Если в чем‐то сомневаешься, даешь взглянуть Уиллу. Если доволен результатом и уверен, что отпечатки получились идеальные, несешь пластину вон туда, Дэну Хини. Вопросы есть?

– Нет, сэр, – сказал Лукас. – Вроде нету.

– Отлично. Тогда попробуй сам.

Лукас взял из контейнера новую пластину. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, но все‐таки не такой тяжелой, чтобы с ней не управиться. Он пристроил ее на ремне, аккуратно подвинул к белой полоске и закрепил зажимы.

– Все правильно? – спросил он.

– А сам как думаешь?

Лукас проверил зажимы.

– Теперь потянуть рычаг? – спросил он.

– Да, тяни рычаг.

Лукас потянул за первый рычаг, который запустил барабан. Его охватило ликование. Он потянул второй рычаг, ремень поехал. К его облегчению, зажимы держали пластину прочно.