Он был моряк на Тихом океане
Торпедный катер на врагов водил,
Всегда в стихах писал он письма маме
А в них писал, как он её любил…
В бою на мине катер подорвался,
Из всех живым один матрос остался…
Минули те ужасные года,
Но в памяти остались навсегда
Полосками газет, заклеено окно,
И слёзы мамины и рук её тепло,
Когда меня пытаясь отогреть,
Брала на руки, начиная петь.
О, как она всегда прекрасно пела,
И в клубе моряков большой успех имела,
Но, чтоб меня получше накормить,
Концертное своё решила платье сбыть!
И на толкучку платье отнесла,
Домой кусочек масла принесла,
Но разрезанию кусок не поддавался —
В средине «масла» камень оказался!
Потом Победы светлый день настал,
Он нас в портовом городе застал,
С военных кораблей слепят прожектора,
И ночь была светла как никогда,
Вокруг велась стрельба —
Стреляли в воздух все, кто только мог
И в воздухе стоял от дыма смог,
А мать, прикрыв меня собой,
На всякий случай, увела домой.
Так в памяти моей остались навсегда
Тяжёлые для всех военные года.
Зачем решил я это написать?
Наверное, не всем дано меня понять,
Но детям нашим это нужно знать.
В разлуке
Я и вдали душой всегда с тобой
И в сердце у меня – тебя частица,
Она меня утешит в час любой,
Во мгле звездою яркой загорится.
Костром меня согреет на снегу,
В тайге, в степи, в просторах волн безбрежных
Поможет мне пробиться сквозь пургу
Твой добрый взгляд и запах тела нежный.
Сказал поэт индийский мудрено:
Такие, как вино на свет родятся,
Вино, что пить не всяким суждено,
А те, кто пил, недаром тем гордятся.
И я, твоё испробовав вино,
Порой бывал в таком хмелю опасном,
Когда хотелось мне достигнуть дно,
Как будто был я пьяницей несчастным!
В санатории ЦКБ
ЦКБ взрастила нас родная,
Нам её наказов не забыть,
Четвертак последний доставая,
Мы решаем: пить или не пить?
Разменяв полдня на процедуры,
И приняв калории в обед,
Мы несём на пляж свои натуры,
Пусть подкрасит солнце наш портрет.
А потом в «Приморском» отдыхали
На шестом от моря этаже,
На своих постельках кайфовали
В самом натуральном негляже.
День прошёл – и снова вечер в баре,
В сигаретном кутаясь дыму,
Топим мы тоску в вина бокале,
Как Герасим утопил Муму.
Сгуб твоих накрашенных кораллов
Сигаретный тянется дымок,
Цедишь свой «Циклон» ты из бокала,
Рано распустившийся цветок.
А по утру – ванна на Мацесте,
Сероводородный аромат,
И лежишь ты в ванной с кем-то вместе,
Как того предписывал трактат.
В час свиданья
Когда в час свиданья тебя обнимаю,
Я в страсти безумной о всём забываю,
А ты, истомлённая сладостной мукой,
Мне всё же отводишь горячие руки
И шепчешь стыдливо губами одними:
Не надо, родной мой, не надо, любимый!
Но поздно, ты зверя во мне разбудила,
Который до селе дремал терпеливо,
Я тело твоё обожгу поцелуями,
Не сможешь лежать ты Египетской мумией,
В крови твоей вспыхнет огонь наслаждения
И ты мне отдашься до самозабвения!
Так воды реки, протекая равниной,
Нам кажутся просто речушкой невинной,
Пока их не стиснут огромные скалы,
Они словно сонны, ленивы и вялы.
Но вот в богатырских объятьях забьются,
Могучей лавиной с уступа сорвутся
И нежною грудью те скалы лаская,
В желании страстном искрясь и сверкая,
Низвергнутся в бездну, себя расточая,
Брильянтами вспыхнут в момент упоенья,
Достигнув вершины любви наслажденья
И пеной затем опадут в истомленьи,
Все страсти скрывая в спокойном течении.
Вам, наши дорогие!
Ещё суровые метели
Позёмки снежные метут
И не слышны ещё капели,
А мужики цветы несут.
Несут мальчишки и мужчины,
Смущаясь, пряча за спиной,
Чтоб подарить своей любимой —
Тебе, единственной, родной!
Кому-то стала ты невестой,
Кому-то – мать, кому – сестра,
Кому-то – женщиной безвестной,
Согревшей в стужу у костра,