– Не тошнит? Позовите следующего.

Все. Теперь нужно было идти в первый кабинет. Снова появилось волнение. Все врачи пропустили его и написали «Годен». Почему же рыжий ничего не поставил? Наверное, есть сомнение. Сердце, сердце!

Николай пришел и протянул рыжему старичку свою карточку. Тот взял ее, просмотрел и написал размашисто: «Годен к поступлению в летную школу и прыжкам с парашютом». Это было неожиданно и очень просто.

Николай спросил:

– И все?

– А что же еще? Идите, вам поставят в регистратуре печать.

Это было слишком просто. Значит, здоров. И сердце. Знаменито!

Николай присел в приемной. Просмотрел карточку. Жалко, что его не подождали Женя и Тима. Можно было бы поговорить. Как это ловко – допущен! Это замечательно – годен!

Он прочитал в карточке: «Сложение атлетически-мускулистое». Это у него? Да! Николай никогда не обращал внимания на свое тело. Широка ли у него грудь? Крепки ли руки, ноги? Это его не волновало. Ему было все равно. Он не интересовался этим. И не к чему было. Пожалуй, даже стеснялся об этом думать. А теперь это стало очень важным.

Николаю захотелось посмотреть на свои руки. Он закатал рукава сорочки. Так и пойдет домой! На улице тепло.

Руки у него большие и ширококостные, с упругими дольками мускулов. Совсем мужские. Да, он мужчина. Уже настоящий мужчина! Как Тима, и даже… Нет, Тима мужественнее, но он старше его намного и в Красной Армии был.

Все обошлось как нельзя лучше. И главное – просто. И сердце не подкачало. Правда, сначала было много волнений. Ну, да кто же не волнуется? Особенно в таких случаях. Николай встал и оглянулся, словно хотел увидеть того, кто не волнуется. Сложил вчетверо медицинскую карточку и пошел к выходу. Он держал ее в руках и шел широкими шагами. На улице только что прошел дождь, и на асфальте словно была разлита ртуть.

Вместе с ним вышел высокий юноша. Широкоплечий и с длинными руками. Он поравнялся с Николаем и повернул к нему лицо. Шевельнул ладонями и сказал:

– Вот и не пропустили.

– Вас?

– Нуда.

Они пошли вместе, и Николай спросил:

– Что же так?

– Шумы.

– Где?

– Да в сердце.

– Обидно…

– Что обидно?

– Ну что не пропустили.

– Еще бы!

Они завернули за угол, и юноша продолжал:

– А я-то мечтал! Два раза пытался. В прошлом году и сейчас.

– А где вы работаете?

– Я? Видите ли, я – музыкант. Конечно, странно: музыка и авиация. Но это получилось внезапно. Я как-то случайно был на вокзале.

Они пересекали переулок. Юноша говорил:

– С вокзала отправляли молодежь. Поезда еще не было. Пришлось мне дожидаться. Ребята тоже стояли на перроне, около своих чемоданов. Около них ходили родные: матери, невесты. Тут же стояли военные в форме летчиков. Они руководили отправкой.

Их разъединили встречные прохожие. Потом они опять сошлись.

– Ребята пели авиационный марш. Они были так веселы. Мне казалось, что песнь заполнила весь вокзал. Она отражалась от стеклянной крыши и гремела внизу. А я – музыкант. Вы понимаете?

– Да.

– Но я не предполагал, что песня так может подействовать. Впрочем, это, может быть, потому, что всегда человеку хочется чего-то необыкновенного…

– Да… Главное – это сердце.

– Что? Сердце? Ах, да.

Николаю было невыносимо жалко идущего рядом. Он остановился и сказал:

– Мне – туда.

– Разве? Ну, счастливо!

И они расстались. Николай пошел через площадь к трамваю. Потом он побежал. С улицы заворачивал трамвай. Это был нужный номер. Трамвай можно было догнать на повороте.

До отказа наполненный пассажирами, вагон шел с трудом. На повороте был подъем, и вожатый сыпал под колеса песок, который падал тонкой струйкой прямо под обод колеса. Было слышно шипение, будто лили масло на раскаленную сковороду. Николай обежал трамвай сзади и, преодолевая центробежную силу, запрыгал на одной ноге, вскочил на подножку и повис, держась правой рукой за деревянную ручку.