В чём же секрет? Почему в море массовых стихов читатель останавливает своё внимание именно на многих решетовских строках? На это сам поэт вряд ли сможет ответить достаточно ясно, ибо рождение лирического откровения невозможно проанализировать, анатомировать, разложить по логическим полочкам.

Кроме вполне понятной радости после рождения стихотворения, у по-настоящему талантливых людей есть постоянная боязнь потерять свой «божий дар». Мучительное это состояние, попытка осмыслить его – одна из ведущих тем в творчестве Алексея Решетова.

Герман Иванов (1988)

1950–60-е гг.

Сумерки

Сероглазые сумерки глянут в окошко
И уйдут, как обиженный гость;
И гостинец неотданный – звезды в лукошке
Разбросают по небу. И первая горсть
Будет тлеть до рассвета на пиках еловых.
А назавтра, влюбленные в нас без конца,
Сероглазые сумерки явятся снова,
Будто им, а не солнцу открыты сердца.

1957

«Ещё не знаешь точно дня рожденья…»

Ещё не знаешь точно дня рожденья
Цветов, листвы, душистых мягких трав,
Но видишь, как идут приготовленья
В семье полей, полянок и дубрав.
Вот и ручей запел под снегом тонко
О том, что зелень смотрится в него.
Так мама расшивала распашонку
Задолго до рожденья моего.

1958

Руки

Навек остыли руки рыбака.
Но как похожи на живые руки,
Скреплённые при помощи шнурка,
Большие и тяжёлые, как муки.
Неужто им и вёсел не держать,
В раздумье рыжей не сгребать бородки?
Так просто возле ворота лежат,
Как в ливень перевёрнутые лодки.

1958

«Знакомая запевочка…»

Знакомая запевочка
Слышна издалека,
Неведомая девочка
Идёт от родника.
А ветер вьётся около,
Горят цветы кругом…
В одном ведёрке – облако,
И солнышко – в другом.

1958

«На траве золотистые блики…»

На траве золотистые блики,
Ствол сосновый в душистой смоле,
И румяной щекой земляника
Прикоснулась к прогретой земле.
А над Камой, жарой опалённые,
Низко-низко склонились кусты.
Им бы сбросить рубашки зелёные
И поплыть, догоняя плоты.

1958

«Кофточка застенчивого цвета…»

Кофточка застенчивого цвета,
Под косынкой – золотая рожь.
Женщина тиха, как бабье лето,
Протянула запотевший ковш.
Ничего она мне не сказала,
Просто поспешила напоить.
Петь устала, говорить устала,
Только нежной не устала быть.

1958

Земля

В ней золотые жилы не устали
Ждать, что за ними дерзкие придут.
В ней кости и зелёные медали
Солдат, которых девушки не ждут.
В ней всё, в земле:
                            начало радуг, хлеба,
Тонюсенькой черёмухи, ручья.
И эту землю на седьмое небо,
Живой и мёртвый, не сменяю я.

1959

Небо

На дымок из русской печки
Опирается оно,
На три кедра возле речки
Опирается оно.
И над явью и над былью
Наших дней и прошлых лет
Режут небо птичьи крылья,
Режут, режут, – следа нет.
Нет конца и края небу.
Нет конца, но до клочка
Эта синь над морем хлеба,
Над пиликаньем сверчка,
Над пробитой в травах стёжкой,
Над прищуром добрых вод
Нам близка: мы все немножко
Подпираем небосвод.

1959

«Ставень хлопнул…»

Ставень хлопнул,
Гаснут краски.
Путь-дорога далека.
Колобок из русской сказки
Закатился в облака.
Сонный лось жуёт кувшинку,
Запивает из реки.
Тополиную пушинку
Сонно нянчат ветерки.
Спят лисицы-огневушки,
Спят ежата под сосной,
Спят волнушки на опушке —
На околице лесной.
Вон берёзонька прямая
Задремала в тишине,
Через голову снимая
Платье, сшитое к весне.

1959

«С лесной берёзы, с белого плеча…»

С лесной берёзы, с белого плеча,
Запела птица про мою печаль,
Про то, что я, наверное, смешной,
Про то, что ты смеёшься надо мной.
А ты пройди по травам босиком —
И лёгкий след я пригублю тайком.
Ты по воду пойди – и на пути
Я встречусь, чтобы ношу донести.
Ты будешь жить
                      в морозе здешних зим,
Я буду добрым солнышком твоим.
Ты станешь задыхаться, близких звать,