– Он секретарь парткома.

– Ну и что?

– Недавно проштрафился, потому и лишен на некоторое время чести быть тостируемым в застолье.

М-да… Ситуация. Нет, человека не лишили права сидеть за общим столом, слушать как возвеличивают соседей, ешь и пей сколько хочешь, но за других. Каково это пережить? Вот наказанье так наказанье!

В гостиницу Амиран меня не пустил, увез в колхоз имени Ленина, в село Лихаури, где он жил в двухэтажном доме с матерью, женой и сыном Георгием – курсантом СПТУ.

Я подивился красоте дома, на второй этаж которого вела широкая, как во дворце, мраморная лестница.

– Во сколько же тебе обошелся такой домище, Амиран?

– В 150 тысяч.

– Старыми, что ли? – не понял я. (В нашей стороне, конечно не такой – деревянный дом можно было купить за три тысячи. Был случай, когда Васька Холим, уезжая насовсем в город, продал свою хату вообще за поллитровку).

– Новыми, – спокойно ответил Амиран и добавил, глядя искренне: – А чего ты удивляешься? Вот у нашего председателя (потом я выяснил, что «председателем» в данном случае он называет Первого секретаря РК КПСС) дом стоит 500 тысяч.

Полмиллиона? Я прикинул в уме, сколько же лет надо копить этому «председателю», имеющему зарплату 250 рублей в месяц, чтобы купить или построить подобное жилище. Оказалось, если он не будет ни пить, ни есть, ни одеваться, – около двухсот лет. Два века!

По утру, отведав лобио и виноградной чачи, став друзьями в доску, мы выехали с Амираном на его чайную плантацию. По дороге шел дельный разговор о чаеуборочных комбайнах «Сокартвелло», которые не чай собирают, а веники (об этом я писал потом серьезно и обстоятельно в статье, вошедший в сборник очерков «Колхоз – моя судьба»). Завязался и такой разговор:

– Геннадий, у тебя в Москве хорошие знакомые девушки есть? – спросил меня Торотадзе. – Женить сына Георгия пора. У нас он невесты не нашел, а те, что приезжают сюда отдохнуть, ведут себя, знаешь ли, непристойно. У Георгия своя машина – он в СПТУ на занятия в ней ездит, девицы льнут к нему. Боюсь испортят парня.

– Девушки знакомые у меня в Москве есть, конечно, – отвечаю, – но вряд ли Георгию понравится в Москве, у нас трудно решается жилищный вопрос. А он привык к хоромам.

– Что ты! Что ты! – замахал руками чаевод, – он у меня скромный парень. Пять комнат – больше не надо.

…Из колхоза имени Ленина, мы потом поехали в соседний колхоз. Оказалось, что он называется тоже имени Ленина.

– Да как же так? – воскликнул я пораженный, – в одном районе два хозяйства с одинаковым названием.

– У нас все колхозы называются ленинскими, а ранее они носили имя Иосифа Виссарионовича Сталина, – скромно пояснили мне.

– Как же вы отличаете их друг от друга? Как отчетность ведете?

– Да, очень просто. Сейчас Вы находитесь в колхозе имени Ленина села Самтредия, а были в колхозе имени Ленина села Лихаури. Понятно? По названию села отличаем.

Я развел руками.

…В Москву меня провожал Амиран. Когда я брал билет в железнодорожной кассе, он попытался его оплатить. Я категорически пресек это намеренье. Он долго долго смотрел на меня и молвил:

– Слушай, ты честный парень.

А очерк в газете об Амиране Торотадзе – мастере ручной сборки чая, человека-машине появился, конечно, без каких-либо примесей от тех эпизодов, о которых поведал я выше. Понятно, они заслуживают особого комментария, и если бы я это сделал тогда, то получился бы материал, подобный тому, что написал Виктор Астафьев – «Ловля пескарей в Грузии». Вряд ли бы его дали в газете ЦК КПСС. Ну, да что говорить сейчас об этом, когда очевидно, что произошло и с Грузией, и с СССР в результате.