такой, как есть – без масок и приправ.

И даже – если ты не отутюжен,

и даже – если ты совсем не прав.

Когда ты сломлен духом и оружьем

ты бряцаешь, не зная, как стрелять —

так важно знать, что ты кому-то нужен

и кто-то сможет пистолет отнять.

Когда во мраке ночи скован в ужас,

когда слабеют ноги, не держа —

есть человек, которому ты нужен,

как побережью ровная межа.

Он никогда тебя не бросит в омут,

он никогда не даст тебе пропасть.

Когда надежды все утонут,

он не позволит черной сделать масть.

Он озарит своей улыбкой доброй

твой дом и каждый угол в нем.

И ты опять из мази станешь твердым

и все в руках заспорится огнем.

Тебе опять покорны все вершины,

и ты опять уверенно идешь.

Не измеряешь жизнь свою аршином

и знаешь – что нигде не пропадешь.

Так важно знать, что Ты – Ей очень нужен.

Так важно знать, что Ты – Ему нужна.

Что Он – Тобой навек обезоружен,

что Ты – Ему важнее всех важна…

39.

Стихами плавлю я картон —

ведь он прочнее, чем бумага.

И сотворяю моветон

раскочегаристой корягой.

Умею ведь творить добро,

писать изысканно-красиво…

Но настроение не то —

поэтому пишу паршиво.

Что прорастает там внутри

сорняк-листок иль шипчик-роза…

Меня ты строго не суди —

стихи бывают как артрозы.

Они корявы и честны

и не прилизаны ни капли.

Так от весны и до весны

нас поджидают те же грабли.

Я знаю, мой изменит стих

твоя любимая улыбка.

И сразу станет голос тих —

коряга превратится в скрипку

40.

Поверх логики и вне разума

по орбите своих парусов

в твою жизнь ворвалась инаковой

и надежной, как стрелки часов.

Я по воздуху легкой опцией

и эфиром к тебе прилечу.

Накормлю тебя грешной порцией —

так безумно тебя хочу.

Мне бы ветром стать – самым ласковым

и собою тебя укрыть.

Мне бы морем стать – самым яростным

и прибоем тебя любить.

Мне бы птицею невесомою

залететь в твое настежь окно.

Зацепились мы хромосомами

и за нас все давно решено.

Я энергией и потоками

ночью в разум неслышно войду.

Я – невинностью, я – пороками

навсегда в тебе утону

41.

Осень проливным дождем

нарисует капли,

чьи-то робкие шаги —

мокрые заплатки.

Под навесом стайка птиц

от дождя взъерошится.

Капли падают все ниц,

пылью запорошены.

На проспекте фонари

яркими расцветками

зацепились за дождем

тоненькими метками.

Расплылись в воде пятном

и умылись дождиком.

Две тени под фонарем

прячутся под зонтиком.

Гул дождя сметает с крыш то,

что в сердце просится.

Огнестрельный меткий пыж

между ними носится.

Поцелуями слились

капелька за каплей.

Дождь по кончикам ресниц

рассечен, как саблей.

Лужи ноги захлестнут —

маленькое море.

Двое мокнут, не уйдут —

взяты в плен водою…

42.

Я сегодня хочу рассказать о любви

и пусть это звучит банально —

как огонь освещает она изнутри

и горим от нее нереально.

Мы сгораем дотла, на пламя летя,

словно бабочки в нем погибаем.

Те, кто выжил, уже не смогут шутя

говорить, что это фатально.

Кто еще не любил, тот не сможет понять,

как мучительно и приятно

отдавать, бесконечно себя отдавать

то настойчиво, то невнятно.

И молитву создать, и читать перед сном,

и у Бога просить – не отнять.

Забывать о себе, забываясь в другом

и его, как себя принимать…

43.

Осень шаловливою девчонкой,

с рыжей челкой, с ранцем на спине —

неожиданно и, как всегда, некстати

постучала утром в дверь ко мне.

Я еще не попрощалась с Летом,

я еще раздетой быть хочу.

Осень, ну зачем ты так внезапно

и куда торопишься? – спрошу.

Погуляла бы еще на воле,

проводила бы всех птичек на юга.

Но открыла дверь нетерпеливо,

зазывая за собою холода…

Увидав, что ей совсем не рада —

сразу слезы мажет по лицу.

Ладно, Осень, надо – значит, надо.

И тебя я тоже полюблю…

Золото рассыпешь и рубины —

ты совсем не жадная, смотрю.

Рыжая и добрая девчонка,

проходи – я чаем угощу