Разбившись в брызги, убегала.

И новые росли во мгле,

Росли и к небу и к земле

Каким-то бешеным упреком;

Размыть уступы острых плит

И вечный раздробить гранит

Казалось вечным им уроком.

А ныне – как моя душа,

Волна светла и, чуть дыша,

Легла у ног скалы отвесной,

И, в лунный свет погружена,

В ней и земля отражена,

И задрожал весь хор небесный.

Утесы, зной и сон в пустыне,

Песок да звонкий хрящ кругом.

И вдалеке земной твердыне

Морские волны бьют челом.

На той черте уже безвредный,

Не докатясь до красных скал,

В последний раз зелено-медный

Сверкает Средиземный вал

И, забывая век свой бурный,

По пестрой отмели бежит,

И преломленный, и лазурный, –

Но вот преграда, – он кипит, –

Жемчужной пеною украшен,

Встает на битву со скалой

И, умирающий, все страшен

Всей перейденной глубиной.

Засверкал огонь зарницы.

На гнезде умолкли птицы.

Тишина леса объемлет.

Не качаясь, колос дремлет.

День бледнеет понемногу.

Вышла жаба на дорогу.

Ночь светлеет и светлеет.

Под луною море млеет.

Различишь прилежным взглядом,

Как две чайки сели рядом,

Там, на взморье плоскодонном,

Спят на камне озаренном.

И тихо и светло. До сумерек далёко.

Как в дымке голубой и небо и вода, –

Лишь облаков густых с заката до востока

Лениво тянется лиловая гряда.

Да, тихо и светло; но ухом напряженным

Смятенья и тоски ты крики разгадал:

То чайки скликались над морем усыпленным

И, в воздухе кружась, летят к навесам скал.

Ночь будет страшная, и буря будет злая;

Сольются в мрак и гул и небо, и земля,

А завтра, может быть, вот здесь волна седая

На берег выбросит обломки корабля.

Ночь весенней негой дышит,

Ветер взморья не колышет,

Весь залив блестит, как сталь,

И над морем облаками,

Как ползущими горами,

Разукрасилася даль.

Долго будет, утомленный,

Спать с Фетидой Феб влюбленный, –

Но Аврора уж не спит

И, смутясь блаженством бога,

Из подводного чертога

С ярким факелом бежит.

Всплески вод сверкают ярко,

Орошая мрамор плит.

Дремлет лев святого Марка,

И царица моря спит.

По каналам посребренным

Опрокинулись дворцы,

И блестят веслом бессонным

Запоздалые гребцы.

Звезд сияют мириады.

Чутко в воздухе ночном.

Осребренные громады

Вековым уснули сном.

На водах Гвадалквивира

Месяц длинной полосой.

От незримых уст зефира

Влага блещет чешуей.

Все уснуло, – лишь мгновенный

Меркнет луч во тьме окна,

Да гитарой отдаленной

Тишина потрясена,

Да звезда с высот эфира

Раскатилася дугой…

На водах Гвадалквивира

Месяц – длинной полосой…

Третью уж ночь вот на этом холме за оврагом

Конь мой по звонкой дороге пускается шагом.

Третью уж ночь, миновать эту старую иву,

Сам я невольно лицом обращаюсь к заливу.

Только вдали, потухая за дымкою сизой,

Весь в ширину он серебряной светится ризой.

Спит он так тихо, что ухо, исполнясь вниманья,

Даже средь ка́мней его не уловит дыханья.

В блеск этот душу уносит волшебная сила…

Что за слова мне она в эту ночь говорила!

Сколько в веселых речах прозвучало привета!

Сколько в них сердце почуяло неги и света!

Ах, что́ за ночь! Тише, конь мой, – куда торопиться?

Рад и сегодня я сном до зари не забыться.

Я жду… Соловьиное эхо

Несется с блестящей реки.

Трава при луне в бриллиантах.

На тмине горят светляки.

Я жду… Темно-синее небо

И в мелких и в крупных звездах.

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и ногах…

Я жду… Вот повеяло с юга.

Тепло мне стоять и идти.

Звезда покатилась на запад…

Прости, золотая, – прости!

Ночь. Не слышно городского шума.

В небесах звезда, – и от нее,

Будто искра, заронилась дума

Тайно в сердце грустное мое.