Зыбкими были видения, растерянными – мысли; и чувство собственной заброшенности и забытости в сумеречном, потустороннем мире рождало ощущение, что, сколько бы ни было страшных тайн и непостижимых загадок, – самая большая загадка в этом мире – это, оказывается, ты сам.

– Спишь? Да? – ласково спросила Риточка.

– Вовсе нет, – бодро ответил Половиков.

– А я заснула, – прошептала Риточка.

Половикову было приятно вернуться из полета в темно-желтой, пустынной ночи, сотканной из разных времен, сюда, в явь, к своей милой гостье. Он зевнул, прогоняя из головы сонный прессованный туман, и ощутил потребность сказать Риточке что-нибудь необыкновенно приятное. Подумал, широко распахнул глаза и шепнул:

– А я твою заколку нашел!

– Где? – спросила Риточка.

– Под кроватью валялась. А ты, растрепа какая, про нее и не спросила.

– Я думала, что на улице потеряла, – сказала Риточка.

– Во, даже не знаешь, где теряешь, – ласково-укоризненно сказал Половиков. Включил лампу на тумбочке, пошарил рукой среди газет и сказал:

– Тут вот она.

Риточка поднялась на локте, заглянула под лампу и тихо сказал:

– А это не моя.

– Как не твоя? – спросил Юрий Иванович так грозно, словно пытался уличить свою гостью в чем-то нехорошем.

Риточка молчала.

«Бр! Ерунда какая… – подумал Половиков. – Что ж это такое?» И сказал совсем неуверенно:

– Так ведь… Я подметал! Веником подметал. И вот там, под кроватью… – Он даже привстал. – У коробки с пустыми банками… И как раз после того, как ты у меня была…

– Угу! Была… – прошептала Риточка.

Все обрушилось не просто неожиданно, но настолько некстати, что Риточка лежала, боясь пошевелиться. Вроде бы надо было что-то говорить, наверное, даже кричать и обзывать негодяя самыми последними словами. Делать это оказалось невозможным по одной простой причине, – все душевные силы вдруг иссякли. Оставалось лишь лежать, глядя во все глаза в темный потолок и искать выход, как поступить. Не хотелось ничего: ни оставаться на половиковской тахте, ни уходить.

«И надо же так! – думал тем временем Юрий Иванович. – Вот влип, так влип. Черт бы их всех побрал с их заколками!»

– А! Так это ко мне летом гости приезжали, – радостно сказал Половиков. – Муж с женой! Из Орла! То-то, я помню, она все что-то искала.

– Не надо, – тихо попросила Риточка.

– Правда, она искала, – неуверенно сказал Юрий Иванович.

В том самом плане следственных мероприятий, который составил и тут же взялся осуществлять Стасик Клюев, самым сложным было проникнуть в его собственную квартиру и не попасться на глаза родителям. Ради этого пришлось сделать вид, что на улицу он больше не собирается: снять в прихожей шапку, пальто и башмаки. У себя в комнате Стасик долго копался в комоде, оставшемся после бабушки, и наконец, нашел старинный театральный бинокль в черном кожаном футлярчике.

Вторая часть плана удалась прошлогоднему чемпиону не хуже первой. Проявив массу сообразительности, он довольно быстро догадался не только о том, на какую сторону выходят окна квартиры № 148, но и о том, в каком именно подъезде дома напротив удобнее всего расположить наблюдательный пункт.

Зато дальше пошли сплошные разочарования. По всему восьмому этажу большие окна оказались либо темными, либо зашторенными. Лишь в одном из них меж плотных занавесок светилась желтая полоска, а в ней виднелся угол шкафа. На шкафу громоздилась белая голова и пушистый свисающий цветок.

Кухонные окна почти сплошь были не завешенными. Но ничего примечательного в них не происходило. Сидел за столом толстый старик в синей майке, что-то мыла над раковиной девчонка в белом халате. И дальше все такое же и в таком вот духе.