– начинает про него все выкладывать… Смотри, смотри, я-то привычный, а тебе должно быть в диковинку, такого на контроле не увидишь. Так, индекс, шифр, исходные – это понятно. Цель, метод – тоже. А, вот: теперь – условия, здесь нужно внимательно все оценить и сопоставить. Мы всё это «темпоральное моделирование» между собой попроще называем – «граната времени». Вот сейчас взведем-ка мы эту нашу гранаточку да и подбросим ее тому нехорошему дяденьке в очках, а потом чуть-чуть подождем, пока начнет срабатывать. Ну, дальше не так интересно: параметры, степень угрозы (ого! – таких почти и не осталось нигде) … Давай-ка сразу отсчет готовности начнем, да и пойдем, наконец, слегка перекусим. А то, видишь, в зале, кроме дежурных, никого почти не осталось, все в столовую подались.

Так, теперь, когда появится сигнал готовности – нежно так, но настойчиво – нажмешь вот эту вот кнопочку… Ну!! Есть… «Граната» пошла. Полный теперь, понимаешь, порядок.

С почином тебя, крестничек!»

Говорят, что писательство в России – это всегда миссия, и каждый настоящий писатель у нас – мессия…

Вечером пятницы 27 мая 1994 года самолетом прибыл в Россию «с востока» Александр Исаевич Солженицын – чтобы (по его словам) ознакомиться с ее нынешним состоянием лично, а не через прессу, чтобы «встречаться с народом, беседовать, увидеть как можно больше людей». И первая же на приморской земле встреча писателя с народом была весьма примечательной. Не столько отношением к ней вновь прибывшего (тут же продемонстрированным по всем теле- и радиоканалам), сколько совсем другим – ощущениями второго из предполагаемых «собеседников», народа.

Когда «ребята в штатском и сером» стеклянной дверью разделили встречавший изгнанника народ на аккредитованных журналистов и на обескураженных «просто людей», лично мне, волей случая оказавшемуся в аэропорту, посчастливилось остаться с последними и наблюдать встречу со стороны. Поверьте, это совсем не похоже на то, что показывали вам потом на телеэкранах…

Определить происходившее даже словом «свиделись» я не могу: отгороженный густой массой охранников и репортеров (коих, по причине исполнения ими в тот момент служебных обязанностей, к «народу» отнести трудновато), Солженицын народа-то ни видеть, ни слышать не мог. Как, впрочем, и сам «народ» (состоявший из пассажиров, толпившихся в артемовском «авианакопителе», слегка разбавленных самыми нетерпеливыми почитателями Александра Исаевича, «рванувшими» прямо в аэропорт не дожидаясь обещанной встречи на центральной площади Владивостока) не мог разглядеть своего корифея в той «куче-мале», которая клубилась, дергалась, растекалась по взлетному полю. Но, все – по порядку.

Итак: до «города нашенского» Солженицын успел, оказывается, залететь и в Магадан, и в Хабаровск (чем и вызвана была четырехчасовая задержка с его прилетом в Приморье). Получается, что Владивосток – отнюдь не первый (как было заявлено), а лишь третий из городов, встречавших писателя после его двадцатилетнего пребывания на чужбине.

И все это время в аэропорту, кроме пассажиров, толклись и маялись две сотни представителей СМИ – наших и иноземных (не считая посланцев местной администрации, правоохранительных органов и духовенства). Если вспомнить, что в здании аэровокзала и вокруг него итальянцы как раз вели ремонтные работы, то можно живо представить себе все это многочасовое ожидание…

Несколько раз вспархивал слух: «Все, уже летит!», и люди наперегонки устремлялись в левый закуток здания, к стеклянным запертым дверям. Наконец в этом темном аппендиксе скопились все рядовые (не рядовые бытовали в отдельном зале для приема делегаций) встречающие: пили пиво, дымили сигаретами, натужно острили, показывая друг другу добытый текст речи Александра Исаевича, уже произнесенной им в предыдущих пунктах посадки самолета… А когда все-таки сквозь узкий проход стали запускать на поле журналистов, бдительно сверяя их документы со списками, толчея приняла уже невообразимый характер (кто-то даже метко сравнил это действо с Ходынкой).