– Что это за место? – обратилась я к старику, который вышел вслед за мной, не переставая бросать на меня странные взгляды, полные суеверного ужаса. – Что это за звуки?

– Это лазарет. Подпольный, если можно так сказать. Мы принимаем здесь всех, кто не может себе позволить оплатить услуги настоящего мага-целителя. Вы же понимаете, в нынешнем положении, у многих это единственный выход.

Я задумалась. Если бы Менро принял меня за королевского мага, как я решила сначала, он бы ни за что не стал рассказывать мне о нелегальной больнице. Получается, он спутал меня с кем-то другим? Наверное, в другой ситуации я бы остановилась и потребовала объяснений. Но сейчас мне хотелось как можно скорее выйти на свежий воздух из этого прибежища смерти и скорби. Теперь я понимала, почему Райзен, уходя, назвал это место богадельней.

Но все-таки я тоже была целителем. Животворящая магия, живущая во мне, не давала уйти просто так, не побеспокоившись о нуждах страждущих.

– И много сейчас больных? – спросила я у Менро.

– Да человек пять. Четверо, как и вы, пострадали от дознавателей. Еще женщина с нехорошей болезнью.

– Здесь есть другие целители?

– Нет, этьерна, только я.

– А лицензия у вас есть?

– Была, окаянная, пару лет назад, – вздохнул старик. Мы как раз проходили мимо одной из приоткрытых дверей, и я успела заметить кровать в полутемной комнате, на которой метался в бреду незнакомый мужчина. Над ним склонилась женская фигура, а рядом на столе тускло горела одинокая свечка. – Да только срок вышел. Хотел было продлить, только понял, что моих сбережений не хватит. Я же не этирнов богатых лечу, а с этих несчастных бедолаг совесть не позволяет брать деньги.

– Не боитесь в тюрьму попасть? Эти четверо, кого дознаватели ранили… они же преступники? Беглые?

– Боюсь. А что делать? Совсем народ налогами да повинностями задавили, вот и идут многие на большую дорогу грабежом заниматься. Чем-то же надо детей кормить.

Он толкнул тяжелую дверь, сбитую из толстых, широких досок, почерневших от времени, и я наконец-то очутилась на улице. По глазам ударил яркий солнечный свет, заставляя зажмуриться. Свежий воздух окутал меня, ласкаясь, будто верный пес после долгой разлуки. Я глубоко вдохнула и огляделась.

Дом, из которого я вышла, оказался бараком. Его наружные стены покрывала облупившаяся коричневая краска, крошечные окошки были затянуты бычьим пузырем, а покосившаяся крыша заросла темно-зеленым мхом. Вокруг него расстилался небольшой, но чисто выметенный двор, отгороженный от остальной улицы плетеным забором. С трех сторон вдоль забора тянулись кусты смородины и малины, на которых только-только начала пробиваться листва, с четвертой стороны забор подпирал деревянный сарай.

– Моя лошадь там? – я уверенно кивнула в сторону сарая.

– Да, этьерна. Я закрыл на замок, чтоб не украли. Сами понимаете, здесь народ такой…

Я протянула руку, и старик безоговорочно вложил в нее связку ключей.

– Вон тот, с длинной бородкой.

Я молча кивнула и направилась к сараю.

Ключ легко вошел в замочную скважину, и через мгновение я уже приоткрыла тяжелую дверь, со скрипом повернувшуюся на ржавых петлях. Внутри было темно. Я толкнула дверь сильнее. Солнечный свет проник в помещение вместе со мной, разгоняя мрак по углам. Внутри сарая воняло прелым сеном и свежим навозом, вдоль стен, привязанные к потемневшим брусьям, стояли несколько понурых лошадей с распухшими бабками. В углу на охапке гнилой соломы, мордой в корыте лежал знакомый вороной конь. От порога я видела только его спину и подогнутые ноги.

Тяжелая, удушающая волна боли и тоски обрушилась на меня, затмевая сознание. Я почувствовала, как подкашиваются мои ноги, отказываясь держать хозяйку, и уцепилась за дверной косяк. Перед глазами поплыл туман, к горлу подступили слабость и тошнота. Захотелось упасть прямо на грязный пол, свернуться калачиком и скулить от невыносимой боли.