Он любил технику, и она его любила. Окончил училище в райцентре на «отлично». Мужики в мастерской удивлялись его башковитости: мог самостоятельно разобрать и собрать двигатель. Свой трактор «Беларус», выпущенный ещё в советское время, он отремонтировал так, что тот бегал, как новенький.

Светлана встречи с трактористом ждала, сгорая от нетерпения. Оделась в обтягивающий джинсовый костюм, красные сапожки. До фермы на «Тойоте» не доехала: глубокие колеи были заполнены жижей. Японский автопром сел бы на брюхо.

Никита ловко насаживал рулоны сена на металлический штырь позади у трактора.

– Обожди! Я сейчас, – высунулся из кабины.

«Он классно водит! – подумала. – Лучше любого таксиста».

«Беларус» был тюнингованный, как крутая иномарка. Тонированные стёкла, какие-то ещё прибамбасы. Музыка в кабине гремела, заглушая тарахтенье мотора. Песенка была из тех, которые Светлана не слушала – попсовая. Модная певица в десятый раз повторяла: «А может, к чёрту любовь? Все понимаю, но я опять влюбляюсь в тебя. А может, к чёрту любовь?»

– Так, смотри, тут несколько передач, – Никита объяснял, как управлять «Беларусом». – Давай покажу.

На её наманикюренную беленькую ручку он положил свою – сухую, коричневую от загара, и они вместе сдвинули рычаг. В этом прикосновении Светлана почувствовала настоящую, по-мужски уверенную силу. Как не хватало такой в слащавых городских ухажёрах!

Ей всё больше нравился паренёк. Так и хотелось запустить руку в его ершистые волосы, пригладить их…

Трактор дёрнулся и медленно поехал. Это был укол адреналина, как будто Светлана в первый раз оказалась за рулём.

Они снова вместе переключили скорость рычагом, и трактор побежал быстрее.

«А может, к чёрту любовь? Кто же мы теперь друг другу?» – продолжала кричать певичка.

А они ехали по уже убранным осенним полям, и никого не было вокруг. Казалось, только они – вдвоём во всём мире.

– Покатались! Давай теперь ты меня научи! – вернул в реальность голос Никиты.

На асфальте они пересели в перепачканную грязью, уже совсем не белую «Камри». Никиту учить было не надо: сразу врубил коробку-автомат. Света не спускала с него глаз. Разогнались за секунды – «японец» это позволял. Они летели уже под двести. Никита, протянув руку из окна, ловил ветер, а Света – секунды счастья. Да, именно это чувство она испытывала.

«Боже! Если мы сейчас вместе разобьёмся, то это не страшно. Я уже была счастлива!» – промелькнула сумасшедшая мысль, которая никогда бы не пришла раньше.

Когда стало темнеть, они вернулись на ферму. Закурили.

– А ты бы хотел жить и работать в городе?

– Конечно. А чево там по деньгам у трактористов? – заинтересовался Никита.

– Ну, думаю, рублей тридцать можно заработать, если голова на плечах.

– Тридцать рублей в час? – удивлённо переспросил Никита.

– Тридцать – это тысяч. Ну, так говорят. В месяц, конечно. Хочешь, я всё узнаю и тебе позвоню?

– Лады. Я на ферме на руки и десятку не получаю.

Он снова залез в свой «Беларус», она – в «Камри».

Всю ночь Света прокрутилась на скрипучей кровати: «Почему он раньше мне не встречался? Когда я закончила школу, он только пошёл в первый класс. Забавно… Думает ли он про меня сейчас? А зачем я о нём думаю? Неужели это…»

Она боялась признаться себе в том, что Никита ей нравится всё больше.

Никита пошёл на ужин к Наташке. Они были друзьями и соседями по двухквартирному дому, построенному когда-то совхозом. В одной его половине жила семья Наташи, в другой – Никита с матерью.

С Наташкой они были погодками и, кажется, знали друг друга с рождения. Никите с Наташкой было легко. Простая, своя в доску, как Лёха. Они и дружили втроём. Но Наташа выбрала его, Никиту. Шутила: выбрала потому, что имя тоже на «Н» начинается.