Запах же тротила, соломенных или камышовых крыш горящих хат и другое он уже хорошо мог, даже не видя, а сидя в укрытии, добротном подвале, сложенном из камня-песчаника, знал хорошо.

***

Вспомнил бои осенью 1941 года. Тогда, отступающие части Красной армии, оставили артиллерийскую батарею, которая размещалась в полукилометре на запад, на возвышенности, удобной для встречи неприятеля артиллерийским огнём.

Батареей командовал молодой лейтенант. Он был весельчаком. Квартировал лейтенант в хате избача, а вернее его отца, Фёдора Филипповича, высокого, худощавого, но крепкого, привычного к тяжёлому крестьянскому труду мужчине, возраст которого перевалил за 51 год. Хозяйка, тётя Настя, как её озорно величал весельчак лейтенант, хлопотала у печи в хате.

А Ванюшка-неваляшка, как полушутя называл самого меньшего сына Фёдора офицер, которому в ту пору уже шёл 15-й годок, крутился возле военного и клянчил: «Дядь Гриш, ну дай пистоль пострелять! Я недалече, на балке по жабакам… хоть пару разков, а?!»

«Казак растёт, тёть Настя! Геройский парень…», – обратился с улыбкой лейтенант к хозяйке.

Та, только рукой отмахнулась, не отрываясь от стряпни.

Лейтенант серьёзно посмотрел парню в глаза и спросил:

«А коли фриц попрёт, ты чего будешь делать? Руки в гору?»

«Не-е! – обиженно ответил парень и опустив голову, остановив взгляд на запылённых хромовых сапогах офицера, оживился и бодро добавил, улыбнувшись, – а я вам сапоги почищу!»

Все дружно засмеялись. Лейтенант достал из кобуры воронённый пистолет Стечкина, покрутил его в руках, а потом серьёзно спросил:

«Пользоваться умеешь? – не дождавшись ответа, продолжил, – смотри, как нужно… снял с предохранителя… взвёл, вот так, на себя оттягиваешь, отпускаешь… когда стрелять будешь, держи крепко, вот так…».

Балка располагалась в 50 метрах от второй с края хаты, где, выйдя во двор и закурив, лейтенант присел на бревно и слушал, сколько выстрелов произвёл пацан.

Иван вернулся счастливый. Отдал пистолет и стоял в ожидании сапог. «Долг платежом красен» – читалось в его глазах.

Офицер засмеялся, похлопал парня по плечу и сказал:

«Не нужно, брат! Скоро такое начнётся, что – Боже упаси! Ты, как начнётся стрельба, в погреб ныряй… Жарко будет… жарко. А я не успел жениться и детей нет. Вот так-то, брат!» – ещё раз похлопал покрасневшего парнишку по плечу, дал команду бойцам, отдыхающей смены и ушёл на батарею.

Больше Иван лейтенанта не видел, но двое суток слышал работу орудий батареи и разрывы танковых и артиллерийских снарядов, наступающих фашистов со стороны Матвеева Кургана. Слышал парень звонкий голос командира, отдувающего команды вперемешку с матом и присказками, между разрывами и рёвом канонады и приближающихся, бравших в кольцо батарею советских артиллеристов. С горы за речкой Каменкой, где располагалась батарея не вернулся никто. Погибли все.

За более, чем полтора года войны вспомнить можно было много. Но вот этой бой за освобождение села, который произошёл в ночь с 15 на 16 февраля, он забыть не мог. Вспомнил, как хоронили погибших танкистов и погибших в том бою солдат в 100 метрах от дома, на пустыре, который стал последним пристанищем героям.

Больше война в село не вернётся, хотя в это верили, но быть абсолютно уверенными было нельзя, дабы не разгневать Господа. Фронт остановился на Миусе. Матвеев Курган был освобождён. Жизнь в прифронтовой полосе потихоньку нормализовалась.

***

Когда Ивану предложили почётную и ответственную работу, возглавить, а вернее организовать, возобновить работу избы-читальни, он долго отнекивался. Ведь он даже комсомольцем не успел стать, а тут такая ответственность, но уговоры были убедительны – сдался.