– ХОЧЕТСЯ К НЕЙ?! – рявкнул Идзанаги, направляясь к трясущемуся сыну – НУ ТОГДА И ПРОВАЛИВАЙ К НЕЙ В ЦАРСТВО ЁМИ!

«Казалось, из-за этого крика отца даже стены и потолок содрогнулись. В следующую секунду он встряхнул рыдающего брата, ухватив того за воротник одежды, и приказал замолчать.»

Дрожа и всхлипывая, мальчик попытался закрыть рот руками, чтобы не издавать лишних звуков, но от этого его плачь лишь превратился в сдавленные всхлипы и кашель, смешанный с соплями и слезами. Чуть ли не отбросив ребенка в сторону, Идзанаги в ярости вышел из зала, источая вокруг себя смертоносную ауру. Вполне возможно, попадись сейчас ему кто-нибудь на пути, он бы убил несчастного.

Сусаноо продолжал тихо всхлипывать. Лицо Аматерасу было не разглядеть из-за нависших над ним волос, а Цукиёми, застыв, сидела и смотрела в одну точку. Ни одна из набежавших слезинок так и не скатилась по ее щекам. Все, о чем она могла думать – это неожиданно разозлившийся отец – тот, кто никогда не повышал на них голос, давал все, о чем бы они не просили, и великодушно прощал им все мелкие шалости. Почему он сейчас так неожиданно разозлился? Несмотря на то, что не плакала, Цукиёми всем телом содрогалась от страха. В ее голове звучал один вопрос:

«Что же теперь будет?»

После случившегося все разбрелись по своим комнатам. Цукиёми лежала на кровати и смотрела в потолок. Перед глазами застыло перекошенное от гнева лицо отца. Она никогда не видела его таким злым. Осознавая, что уснуть сегодня точно не сможет, богиня встала с постели и, отворив седзи[1], вышла в небольшой садик, располагавшийся как бы внутри дома.

Посмотрев на небо, она увидела лишь огромное всепоглощающее темное пространство. Сделав глубокий вдох, Цукиёми оттолкнулась от земли и поднялась примерно на 100 метров от ее поверхности. Зависнув в воздухе, опустила свой взгляд на парившие под ней облака. Небесное царство располагалось над миром смертных, представляя собой парящие в облаках острова. В некотором смысле эти два мира существовали в двух отдельных измерениях, поэтому свободно пересекать границу между ними могли далеко не все рожденные на небесах существа, чего уж говорить о простых смертных.

Цукиёми прищурилась, окидывая взглядом необъятные владения. Многие боги смотрят на людей так же, как те смотрят на насекомых у себя под ногами. Они признают их существование как вида, но не более. На публике они утверждают, что считают их чем-то важным… И в целом так-то оно и есть. К примеру, если все муравьи в лесу внезапно вымрут, это отрицательно скажется на всей внутренней экосистеме леса. Такого, конечно же, нельзя допустить. Но в то же время если умрет один конкретный муравей или, скажем, несколько их десятков, никто не обратит на это особого внимания. Стоит занавесу опуститься, как за кулисами открывается истинная натура каждого.

«Иронично, – зло улыбнувшись, подумала Цукиёми. – Отец хотел создать тех, кто будет с любовью заботиться о его творении, а по факту каждый из них заботится лишь о собственной шкуре.»

Внезапно ее взгляд уловил движение возле дворцовой площади, посередине которой возвышался огромный фонтан.

«Интересно, кому это не спится в такое-то время?»

На всякий случай Цукиёми опустилась на площадь как можно тише, скрывая свое присутствие за ниспадающими водяными потоками, во всплесках которых тонули любые звуки, ударяющиеся о воду. Пригнувшись, она осторожно выглянула из-за основания фонтана и краем глаза увидела стоящего перед ним человека. Сама конструкция источника была определенно впечатляющей. Она включала в себя множество ярусов со всевозможным декором, но взгляд мужчины как будто рассеялся, поэтому он не замечал всей красоты. С такого ракурса он не мог видеть Цукиёми, но, несомненно, почувствовал ее присутствие, хотя и не обернулся. Может быть, ему было все равно?