Через некоторое время я перестал худеть и в моей невеселой жизни появились входы и выходы, перспективы и новые люди.
А вы как думаете – это был Он…?
Вот ведь…
Телефон не зазвонил, а завибрировал. Я его взял и нажал на зелёный кружок.
– Алло…
– Сыночек, это я, – слышу я мамину интонацию, но не её, а какой‑то тоненький, жалобный голос.
– Да, мам… – говорю я от неожиданности бессильно и на выдохе.
– Где же ты, сыночек?
– Я здесь, мама – здесь! – уже сдерживая себя, чтобы не заорать, говорю я.
– Нееет, тебя здесь нет… Это неправда… Я каждый день смотрю, жду, а тебя всё нет, – жалуется она, как маленькая.
– Я здесь!!! – ору я во всё горло и рывком просыпаюсь…
Одышка утихла.
Беру телефон: 26 декабря 05.30 на часах.
Католическое Рождество. Мама 35 дней в реанимации в коме.
Сон, как явь.
Явь, как сон. Друзья, враги, знакомые, равнодушные и сочувствующие – все вперемешку.
Прицел сбит! С друзьями и близкими ругаюсь и порчу отношения, в посторонних пытаюсь найти поддержку. Заглянул в Фейсбук. Там грустный текст в блоге фейсбучной подруги-журналиста. У неё тоже – не очень… Посочувствовал. Прочитал смешную миниатюру Лейлы Рахматовой, и на душе как‑то вдруг полегчало. Задорно и остроумно пишет эта талантливая женщина! Лайкнул… Стало ещё чуть легче, и даже, наверно, уснул. Спасибо тебе, Лейла!
Всё же полезная придумка – этот Фейсбук!
Актриса
Было это давно, но не очень…
У детского театра при общеобразовательной школе в Алтуфьево случился 20‑летний юбилей. На празднование сего знаменательного события попросили они меня пригласить и привезти звезду. Но не фальшивую «звезду», коих сейчас называют таковыми, а настоящую, потому и написал первый раз без кавычек. Обсудили… Все сошлись на Ирине Муравьевой. Я лично её не знал, но мог получить достойную рекомендацию, телефон и попробовать пригласить. Так я и сделал.
Ирина Вадимовна была настроена позитивно и согласилась. Подтвердили дату, время. Проговорили, что споёт, что скажет…
Настал означенный день.
Я сам за рулём на машине приехал за ней к подъезду дома на Кутузовском. Время рассчитали с запасом на пробки. Актриса вышла, я поздоровался и, представившись, открыл дверь. Она разместилась. Тронулись.
Отъехав от дома метров пятьсот, я вдруг вспомнил свой ночной кошмарный сон. Он был такой яркий и эмоциональный, что меня, внезапно его вспомнившего, потянуло именно с этого и начать разговор:
– Ирина Вадимовна, мне сегодня приснился такой страшный сон, что я даже не знаю, к чему его отнести и как расшифровать?…
– И что же Вам приснилось? – вежливо уточнила актриса.
Отступать было поздно, и я выпалил всё как на духу:
– Мне приснилось, что я на концерте вышел на сцену, начинаю петь, а все смотрят не на меня, в смысле, не в глаза мне, а ниже… Ниже пояса… И смотрят недоумённо. Я продолжаю извлекать из диафрагмы фразу за фразой: легато, пиано, форте, фермата и тому подобное – должной реакции нет! Все, как прежде, смотрят ниже и, переглядываясь, удивляются. Ну, наконец, я и сам опускаю взгляд… И что же?! У меня на чёрных брюках смокинга совершенно расстёгнута ширинка, и из неё торчит нижняя часть белой концертной рубашки! Я сразу проснулся, и проснулся в панике и диком смущении… Вот такой сон! К чему бы это?
Всю эту околесицу, сидя за рулём, единым залпом я несу актрисе, едва познакомившись с ней, сам не зная почему, вот так – вдруг и безо всякого повода?!
И тут правым ухом я слышу сначала шёпот, потом крик:
– Стоооп… Остановите машину!
Я останавливаюсь, очевидно, понимая, что меня приняли за маньяка и сейчас произойдет побег известной актрисы из машины: она помчится, не оглядываясь, домой, в подъезд, в квартиру, за дверь и долго будет дрожать, ожидая погони. А чуть позже вся страна узнает про Алтуфьевского маньяка, которого удалось изловить и изолировать, благодаря беспримерной бдительности народной артистки, ну и, конечно, нашей доблестной полиции.