Места наши не скажу, чтобы глухие, но и без карты можно догадаться, что вокруг леса на многие километры. В деревне всего две улочки. Каждая небольшой протяженности, и начало одной из них утопает в травах. Чтобы машине проехать с этой стороны, ей надо быть как минимум с передним приводом, чтобы одолеть поначалу россыпь кочек, густой, как будто взбитый миксером наворот грязи, а потом метров сто высокой травы, почти по пояс. И только после этого можно выехать к эскадре домов.
Когда наступает ночь, мне тут особенно интересно. Не скажу, что я выхожу за калитку и начинаю бродить по всему непроглядью в поисках острых ощущений, но иногда я действительно представляю, что делаю это. Так интересно, лежа в своем доме на втором этаже, представлять, что ходишь по этой темноте, ведь даже фонари есть не всюду, только в одном-двух местах, да и свет они отбрасывают такой, что, когда наблюдаешь этот блестящий фиолет, создается впечатление, будто смотришь голливудский фильм ужасов с павильонным туманом.
На моем втором этаже уютно. Я выключаю свет и включаю музыку. Лежу и смотрю в окно. За окном появляется луна. Неужели правда, что такие ощущения и таинственное восприятие окружающего только в молодости? Что ж получается, когда стану старше, мир вокруг станет прозаичным, не будет вызывать эмоций луна над самым большим в деревне домом, что стоит на окраине, не захочется слушать эту музыку с ее цепляющими нотками инструмента, который я не могу точно назвать, но который дает звуки осеннего тумана и холодного зимнего месяца над озером, когда никого нет вокруг.
Темнота и во всей моей двадцатиметровой комнате. Правильнее сказать, темнота какая-то двухотверстая – из-за двух окон, расположенных с противоположных сторон. Из-за этих двух враждующих светом окон совершенно особенная атмосфера: как в старом романе барона Олшеври, ждешь, что по лунному лучу спустится женщина с вплетенными в волосы розами-ненюфар (кстати, надо спросить в цветочной палатке, неужели и они не знают таких цветов?).
Я лежу и вспоминаю прошедший день, как не вяжется он с романтикой ночи. Этим днем мы ездили с отцом к моей тетке в поселок, что в километрах двадцати-тридцати южнее. В поселке так называемого «дачного типа» друзей моих не оказалось. Я видел только девушку, в которую был влюблен четырьмя годами ранее. Она не изменилась, и что-то проснулось во мне снова. Что-то такое, что заставило на обратном пути придумать мотив, который звучал в ушах всю дорогу, когда меня трясло у отца в машине. Был он то джазово-детский, то навязчиво-романтический. Всю дорогу я твердил его про себя, чтобы не забыть, а потом, когда приехал, все-таки успел его подобрать на гитаре и записать на магнитофон. Когда прослушивал, мотив казался нарочито попсовым, но все равно искренним.
Я лежу в самом углу большой комнаты, из магнитофона звучит инструментальная музыка, комната при лунном свете загадочна. В дальнем углу свалены в кучу разные старые вещи – все никак не закончится процесс обустройства дома, а вещей по русской традиции все прибывает и прибывает. И получается так, что сейчас за старым столиком или нагромождением сумок спокойно можно спрятаться. Да и сами они в темноте дают такие очертания, что в силах разбудить любую фантазию, и не только мою, почти ежедневно купающуюся во впечатлениях от фильмов и книг.