– Бардак развели! Не мастерская, а притон какой-то! Доски для палаток кривые сделали, бруски разной длины!.. – припомнил он что-то свое. Старший лейтенант Хотабин, мне кажется, должен был в этот момент испытывать личную ответственность за гибель столяра Оболенова по прозвищу «Длинный». Теперь пауза подполковника затянулась еще больше. Сержант Ермачев выглядывал из-за спины Хотабина с выражением превосходства на кукольном лице. «Я бы сумел навести порядок», – казалось, готов он сказать. «А малыш не прост, – подумал я. – Вероятно, не зря сержанта получил».

Подполковник после своей большой подполковничьей паузы еще раз покачал головой с видом глубокой печали от бездарности подчиненных и спросил Хотабина обо мне:

– Так, что он может делать?

– Морзянку принимает, – сказал Хотабин.

– Еще бы он после учебки связи морзянку не принимал! – воскликнул подполковник.

«Вовсе не обязательно, – мог бы я возразить ему. – Если нет музыкального слуха, можно принять лекарство, или на грудь, а морзянку не получится. В военкомате об этом почему-то не думали, отправляя в учебку связи кого попало».

– Мне надо, чтобы он плакатным пером писал! – услышал требование.

«Ишь, чего захотел! – продолжил я свой внутренний диалог с подполковником. – А краковяк вам на подоконнике не станцевать?!» Забавляло, что подполковник беседовал со старшим лейтенантом так, будто сам я вроде пуделя. Смотрю преданными глазами, но высказаться не умею. Хотя, казалось бы, только что доказал обратное.

– Смелков, ты умеешь писать плакатным пером? – спросил меня Хотабин. Я мог бы ответить, что способен даже нарисовать плакатным пером их с подполковником совместный портрет в обнимку, хотя в жизни такое себе трудно представить. Но, не успел ответить ничего.

– М-м-м! – подполковник раздраженно замычал. – Раньше надо было выяснять! – буркнул.

– Когда же раньше, товарищ подполковник? – робко возразил старлей. – Его же Бохан сразу забрал.

– Забрал! – передразнил капризный малыш с седыми висками и не по росту большими звездами на погонах. – У вас ракетный комплекс скоро из-под носа заберут, не то, что бойца, а вы и не пикнете!.. Садись! – приказал мне. Лично приставил стул к столу рядом с собой. Достал с полки баночку туши, перья, ручку. – Пиши.

Я понял, настал час выбора! Можно сейчас поставить кляксу, как Буратино на уроке у Мальвины, да и отшить подполковника с его запросами. Отправиться затем в казарму, чтобы служить, как все. Стоять на тумбочке дневальным, заступать в наряд по столовой, ходить в караул. Насчет стройбата старший лейтенант Хотабин шутил, конечно. Однако подумал, что уйти в народ всегда успею. Все же, быть постоянно на людях утомительно для меня – человека, который иногда желает уединения, а порой и просто никого видеть не хочет. У взвода же ПВО имеется такая роскошь – собственное помещение!

Я решительно вставил в ручку-держатель плакатное перо, обмакнул аккуратно в тушь. И вывел:

«Я умею писать плакатным пером, товарищ подполковник!»

Скосил на него глаза и увидел, как у подполкана на лице расцветает улыбка превосходства в отношении старшего лейтенанта:

– Вот видишь, Хотабин! Умеет он писать плакатным пером!

Я не стал цитировать Кота Матроскина, что еще вышивать могу и на машинке тоже. Всем должно было сделаться очевидным, насколько быстро подполковник умеет раскрывать таланты, в то время как остальные ни мычат, ни телятся! Вдающийся психолог поднялся из-за стола:

– Я – к командиру бригады.

Хоть подполковник прямо этого не сказал, но, по-видимому, я успешно прошел испытания, и принят в элиту элит – взвод начальника противовоздушной обороны. И с этим самым начальником, судя по всему, только что лично познакомился.