Первокурсники и второкурсники допущены к действу не были и умирали от любопытства, густо облепив окна второго этажа.

Букву «П» уже порядком вспучило, когда со второго этажа раздалось долгожданное:

–Е–дут! Е–дут!

Через несколько минут во двор въехала «Газель».

Интригующе долго из машины никто не выходил, наконец, под одобряющий гул голосов дверь микроавтобуса отъехала.

Первой показалась жгучая брюнетка – отбеленная в хлорке копия Наоми Кэмпбэл. Поставив ножку сорокового размера на асфальт, она распрямилась, являя себя миру в полный рост, чем вызвала гром аплодисментов.

Овации не прекращались, пока последняя красотка не покинула нутро «Газели».

Во дворе техникума некуда было яблоку упасть: в городке событие вызвало горячий интерес, и желающим посмотреть на местный глянец живьем не было отбоя.

Директор техникума, Владимир Иванович Волк, произнес приветственное слово (короткое, но емкое) и, стараясь держаться на расстоянии от высоченных девиц, сбыл их на попечение зама.

Сухая и прокуренная, как старая зэчка, старуха Варенцова увлекла девушек на экскурсию по техникуму. Двор потихоньку пустел.

Первая часть марлезонского балета окончилась.

Опустив плечи, Нила выбралась из толпы: она чужая на этом празднике. Или праздник оказался чужим.

Это было чертовски не справедливо.

– Чего киснем, Кива?– раздалось у самого уха. Нила вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Волк, он же отец и учитель, смотрел с ободряющей улыбкой.

Нила заставила себя улыбнуться в ответ:

– Владимир Иванович, а когда нам раздадут материал для работы?

– Насколько я знаю, сегодня и раздадут. По–моему, ты от группы отбилась, а, Кива?

– Сбор через час в конференц–зале. Успею. А что там будет?

– Я секреты разглашать не имею права.

– Владимир Иванович,– сложила белесые брови домиком Нилка,– хоть намекните.

– Не могу. Всему свое время.

Вид у Волка был загадочный, и настроение у Нилы поднялось. Вдруг Бог существует?

…Устроившись в третьем ряду, Нила не могла отлепить глаза от платья на брюнетке, которая вышла из «Газели» первой.

Расцветка «Калахари», африканский мотив. Россыпи черного, хаки, ржавого и жженого апельсина. Такие оттенки невероятно идут смуглым.

А бледным спирохетам, вроде Неонилы Кива, все больше нежно–розовенькое… Pink. Поросячий цвет.

Каждому свое. Кому–то инфернальный алый, кому–то шокирующий розовый, а кому–то благородная терракота.

Старушка Варенцова, между тем, перешла от разговоров к делу. Представив манекенщиц по именам и номерам, развернула свой талмуд, с которым не расставалась, наверное, даже во сне, и стала вызывать студенток по списку.

Через тридцать минут двадцать три студентки третьего курса были осчастливлены куском ткани и открыткой с заданием – вопреки прогнозу Волка, это стало неприятной неожиданностью для Нилы. Она–то думала, что выбор фасона оставят за участницами. Задание убивало мечту в полете – так ей казалось.

Развернув пакет, Нила обнаружила премиленький ситчик в розово–голубой гамме. На открытке с заданием было отпечатано одно слово: сарафан.

Сарафан? Нила задумчиво помяла в руке ткань.

В голове соткался образ англичанки, ленд–леди, этаких героинь романа «Гордость и предубеждение».

Или нет. Никаких оборочек, фонариков, пышных юбок. Мысленно Нила уже кроила, приметывала, подгоняла и строчила.

Шум в зале вырвал Нилку из грез: началась вторая часть марлезонского балета.

Каждая манекенщица получала двух модельеров–закройщиц.

В результате Нила с удивлением обнаружила, что ей досталась отбеленная Наоми. Девушку звали Тамарой, ее надменности позавидовала бы и царица. Такую в розово–голубой ситчик?