Жили мы не в казарме, а в общежитии на улице Марра. Из открытых окон жилого дома напротив очень часто слышалась игра на фортепиано. Скоро я познакомился и с исполнительницей! Оказалось, что это очень милая чернобровая молоденькая грузинка. Я сразу же в неё влюбился! Перестал бродить по городу с ребятами и каждую свободную минуту слушал игру фортепиано из дома напротив. (Запомнилось мне больше всего танго Оскара Строка «Скажите, почему…», которое она пела и сама себе аккомпанировала. Я его люблю и даже иногда слушаю до сих пор.)

Однажды девушка вышла на балкон и заметила, что я её слушаю. Пригласила к себе. Звали её Этери. Мы много времени проводили вместе. Однажды Этери попросила меня остаться с ней здесь, в Тбилиси. Говорила, что с помощью её отца меня могли бы демобилизовать «по болезни». И не надо будет тогда мне ехать ни на какой фронт. Я не спросил, кто её отец, но заходить к ней перестал. Больше мы с ней не виделись…

Вскоре началось непосредственное формирование частей и подразделений дивизии. Наш 772-й полк стоял в предместье Тбилиси, поэтому в городе мы теперь бывали редко. Ежедневно поступало пополнение – жители кавказских республик, мобилизованные через военкоматы, в основном были азербайджанцы и грузины. С ними нам, медикам, забот было полно. Люди приходили из далёких аулов. Многие не знали русского языка. Некоторые были вообще неграмотными.

Почти сразу стало ясно, что вояки они ещё те… В огромном количестве появились симулянты. По текущему распорядку для амбулаторных больных отводилось полтора часа, а число желающих попасть к доктору всегда было больше сотни человек, а иногда – значительно больше сотни. (Ближе к моей двери обычно стояли те, которым медицинская помощь была меньше всего нужна. Они отталкивали настоящих больных, чтобы успеть зайти ко мне в первую очередь.) Был даже такой случай: как-то я сам задержался и вовремя не успел зайти в свой медпункт. Подхожу – солдаты стоят около дверей просто стеной! Пробиться через эту огромную толпу, как ни старался, я так и не смог. Но меня узнали, закричали: «Дохтор идёт! Пустите – дохтор идёт!». Понимают, что мне сорок-пятьдесят человек невозможно принять за полтора часа. В тот день приём у меня растянулся почти на весь день.

Как они у меня просили, чтобы я их от фронта освободил! Чего только ни придумывали! Как-то вижу – один на четвереньках передвигается. Спрашиваю: «А ты чего так ходишь?». – «А, савсем нэ магу болше никак ходить, встат нэ магу…». А что я, фельдшер батальона, мог с такими «больными» сделать? Надо честно признаться, что в медицине в то время я понимал немного… А если учесть, что объяснения с больными из-за незнания языка велись жестами, то можно представить моё положение. Приходилось отправлять таких «больных» в госпиталь в Тбилиси.

Начались расстройства желудочно-кишечного тракта. Такие случаи я выявлял и некоторых больных отправлял в госпиталь. А вдруг это дизентерия? И когда наши кавказские горе-солдаты узнали, что этим способом можно открутиться от фронта, то чуть ли не каждый пятый стал страдать расстройством желудка. Способ простой – они ели хозяйственное мыло. Но распознать обман легко, я-то знаю, что при дизентерии в стуле должна быть кровь. Прошло какое-то время, и «больные» это тоже узнали: они поняли, что если есть кровь в анализе, то такой больной точно попадает в госпиталь! Поэтому вдобавок к мылу они стали щепками расцарапывать себе задний проход, чтобы в стуле кровь-таки появилась. На что угодно готовы были пойти, чтобы только попасть в госпиталь и не поехать на фронт. Вот такая «бравая» формировалась наша «дикая дивизия»…